Нельзя так из людей правду доставать, нельзя. Это должно быть запрещено. Такой закон вообще существует? Если нет, то я уже готов подать петицию. Где их принимают?
– Зачем такое грубое слово? – она сложила руки на груди, а лицом показала дикое возмущение, – Можно же было сказать “занимались любовью”, это же более романтично, разве нет? – Да, только вот его уход утром был далеко не романтичен, – мой тон резко меняется, как и настроение. – Ох, так вот что с тобой такое. Не волнуйся, Гарри, я думаю, он скоро вернется. – Ага, можешь помолиться за меня, – из меня так и льётся сарказм. – Гарри, я серьезно!
Повисла лёгкая тишина, но нам не было некомфортно. Окей, я признаю, мы немного повысили друг на друга голос и мне из-за этого неловко.
– Прости, Джемс. – Да, ерунда. Куда мы идем? – На озеро, – внезапно для самого себя, ответил я, – А что у вас с Зейном? Все хорошо? – Да, прекрасно. Он вчера познакомил меня со своими друзьями, и сначала я их испугалась, но оказалось, что они все отличные люди. – Но если они... – Да, да, я помню. Если они меня хоть пальцем тронут, ты их собственными руками задушишь. Ты говорил уже сто раз. – Я просто слишком люблю тебя и забочусь как могу. – Спасибо. А ты был в больнице у Найла?
Внезапно я осознаю, что ни разу не был у Найла, потому что мне страшно видеть его там. Он без сознания, кругом провода, пищание приборов, в некоторых местах у него наверняка гипс. Я привык видеть его улыбающимся и с блеском в глазах, а теперь он там с совершенно каменным лицом.
– Нет. – Ты должен. Ты ведь его лучший друг. А лучшие друзья должны поддерживать друг друга всегда. – Я зайду к нему, обязательно, но чуть позже. Я обещаю, Джемс. – Завтра. Ты пойдешь к нему завтра, чтобы успеть до отъезда к родителям. – Хорошо, завтра.
Я согласился с ней, потому что она была определенно права. Дерьмовый я друг, если бросаю Найла в таком состоянии. Я был рядом с ним, когда его родители разводились. Я был с ним, когда одна девушка разбила ему сердце. И это я вытащил его из горящей машины. Так почему же мне сейчас страшно, когда все позади? Он буквально на грани жизни и смерти, он висит на волоске, а я ужасно боюсь потерять его, потому что вместе с ним уйдет часть моей души. Я не говорю этого людям, но мне правда очень страшно.
Мы заходим в парк и направляемся к озеру, но не успеваем до туда дойти, как Джемс начинает трясти меня за рукав.
– Что? – Смотри туда, – она показывает рукой на скамейку и я замираю, – это ведь он, да?
На скамейке сидит Луи с закрытыми глазами, целый и невредимый. Он сжался в комок, подобрав под себя ноги.
– Давай, идиот, иди к нему! – А ты? – Я зайду за подарками для родителей, а потом домой. Давай же, иди!
Она толкает меня и я невольно иду вперед. Подойдя ближе я замечаю, что мой Томмо ужасно трясется от холода. Я не знаю что делать, он ведь даже не заметил меня. И тут Луи резко открывает глаза и смотрит на меня красными глазами. Он сразу же понял, что это я и начал быстро стирать слезы со своих глаз, но у него этого не получалось, потому что его руки окоченели из-за мороза. Тогда я сажусь рядом с ним, перехватываю его руки и убираю слезы сам.
– Я...я же сказал, ч-что меня не нужно искать. – Я и не пытался. Мы с Джеммой просто пошли гулять.
Я грею его руки в своих и смотрю в его голубые глаза. Разве это они смотрели на меня ночью? Те были полны нежности, а в этих столько боли.
– Давно ты здесь? – Около пяти часов. – О, Господи, Бу. Вставай скорее, нам нужно домой. – Нет, я не хочу. Я хочу замерзнуть прямо тут, чтобы не знать ничего. Хочу забыться, уйти в небытие. – Что ты такое говоришь? Скорее, – я тащу его за руку со скамейки, но он отдергивает ее, – Давай же, ради меня! Я люблю тебя. Если ты тут умрешь, я лягу и умру тут вместе с тобой, Бу! – Нет, ты должен жить. Без меня. Пообещай мне, Гарри. Пообещай, что если я вдруг исчезну, то ты продолжишь полноценно жить. – Хорошо, хорошо, я пообещаю, если ты сам пообещаешь мне, что не будешь исчезать нарочно!
Он молчит и долго смотрит на меня тем же самым взглядом, что и в первый день нашего знакомства. Он протягивает мне свой трясущийся мизинец.
– Мизинчик обещания, Гарри?
Я смотрю на него и затем улыбаюсь. Он все еще такой ребёнок.
– Мизинчик обещания, Луи...
И он встает. Вот так просто. Из-за обычного детского обещания.
Но в тайне мы оба знали, что это больше, чем наивное обещание.
– Что на тебе надето? Что под курткой? – Футболка и джинсы.
Я останавливаюсь посреди парка и начинаю раздеваться.
– Что ты делаешь? – Снимай свою куртку, сейчас же!
Он испугано кивает и начинает раздеваться. Я снимаю с себя свою кофту и перчатки и отдаю ему, сам оставаясь с голым торсом.
– Надевай ее. – Но ты же... – Надевай!
Он натягивает на себя кофту и куртку, а я только куртку.
– Идем скорее домой. – А Джемма? – Она взрослая девочка и знает дорогу. – Сколько ей лет? – он удивленно смотрит на меня, будто и правда не ожидал, что моя сестра старше. – 25.
И мы продолжаем идти в тишине, быстро передвигая ногами.
Я открываю дверь и бегу в ванную, набирая теплой воды. Отличное у меня утро выдалось. Я проснулся после самой лучшей ночи в одиночестве, чудом нашел своего парня, который едва ли не умер от холода, я шел зимой по улице с курткой на голое тело. Бодрости на целый год хватит.
Со спины ко мне подходит Томмо.
– Что ты делаешь? – Набираю ванну. Нам нужно согреться. Раздевайся и залезай туда.
Он молча слушается меня, и через несколько минут мы оба сидим в теплой воде в тишине. Я решаюсь придвинуться к Луи ближе и обнять его. Он не сопротивлялся, просто молча сидел, смотря в одну точку. Поэтому я вздрогнул, когда он внезапно заговорил.
– Я вспомнил...
Непонимающе поднимаю на него глаза.
– Половину из всего, что забыл. – Это же хорошо! – я широко улыбаюсь, но он нервно начинает мотать головой, хмуря брови. – Нет, Хаз. Я делал ужасные вещи. Ужасные. Ты сбежишь, едва узнав хотя бы сотую часть из всего, что я совершил. Я настоящий дьявол во плоти. – Не говори так. Ты расскажешь мне и...
Я замечаю, как он закрывает глаза, а по его щекам текут слезы. Он снова быстро мотает головой.
– Ты не должен этого знать. Ты уйдешь от меня, а я влюбился. В первый раз после того ада. Понимаешь, Хаз? Влюбился. А я оказывается обещал себе не делать этого, потому что я причиняю боль всем, кого люблю. – Нет, Бу. С тобой я счастливее, чем раньше. Ты не можешь причинять боль. – Могу и очень много. Посмотри, что я сделал с Зейном! Посмотри во что он превратился!
Он переходил на крик, а я до последнего пытался сохранять спокойный тон. Спокойно, Гарри, не поддавайся панике.
– При чем тут Зейн? – Да при том, что я любил его больше жизни, а в итоге своими же руками уничтожил его. А теперь... теперь я люблю тебя и не хочу, чтобы я навредил тебе. – Тише, тише, Бу. Всё будет хорошо.
Я протягиваю руку к тумбочке, в которой лежит успокоительное. Достаю две таблетки и протягиваю Луи.
– Выпей их. Тебе станет легче, я обещаю.
Томмо послушно берет их в рот и быстро проглатывает.
– А теперь встаем и идем в кровать. Ты скоро отключишься.
Я помогаю ему встать, вытереться и дойти до кровати. Он повторял все одну и ту же фразу несколько раз: “Не хочу...я не хочу сделать тебе больно.”
И я каждый раз отвечал: “Не сделаешь, все хорошо. Мы справимся.”
Вскоре он уснул глубоким сном, а я кое-что понял. Это все не глупость и не игра. Он правда болен, он лежал в настоящей психиатрической клинике, он никогда не водил меня к себе домой, он потерял всех. Я должен выяснить, что с ним такое. Что он натворил? От чего он вдруг стал приносить всем только боль и разруху?
Я знаю, кто мне поможет. Лиам.
Беру телефон Луи и ищу там нужное имя, но его просто нет. В списках контактов всего три имени: “Хаз”, “Пейн” и “Доктор Рид”.
Я точно помню, что Томмо звонил Лиаму с этого телефона и начинаю думать логически. “Хаз” – это я, “Доктор Рид” – это скорей всего его консультирующий врач по поводу его психических заболеваний, а Лиам явно не похож на врача. Так что на удачу нажимаю на контакт “Пейн”.