Я прислушиваюсь к разговорам бабушек – но ничего не могу понять: ни о чём они говорят, ни где они находятся. Поэтому я свисаю головой вниз и оглядываю пространство, открывающееся между ступенек и за ними: в спальне пусто, в гостиной тоже. Значит, они сидят на кухне. Пора переходить к последним шпионским шагам: я переступаю «кричащие» ступеньки, ловко лавируя между ними; а когда слышу шаги, шорохи или скрип, в молчании и бездыхании замираю… И вот наконец добираюсь до кухни, в шаге от которой останавливаюсь, прячась за дверным косяком. Голоса бабушек на секунду сливаются с тишиной, и я сразу же понимаю, что это лучший момент, чтобы действовать без промедления.
– Бу-у-у!!! – протяжно кричу я и выпрыгиваю из укрытия. Бабушки подпрыгивают на месте и мгновенно поворачиваются на меня, стоящую в дверном проёме и довольно улыбающуюся.
В их глазах проскакивает огонёк испуга, перерастающего в возмущение, а вновь зазвучащие голоса будто бы сейчас разорвутся в крике – но мне всё это кажется: в их глазах на долю секунды застывает неожиданность и разоблачённость, а голоса сплетаются во взрывном смехе. Я, чувствуя маленькую победу от своей удавшейся хитрости, продолжаю радостно улыбаться и усаживаюсь на деревянный стул, покрытый сидушкой, связанной из ниток различных цветов: из голубых, розовых, жёлтых, фиолетовых, коричневых – из таких ниток, мне кажется, можно сшить картину моего детства, прекрасную картину и добрую. В том числе и картину, которая при помощи кистей и красок создаётся на моих глазах: бабушки порхают по кухне от ящика к ящичку, от полки к полке, а я в томительном ожидании мотаю ногами вперёд-назад, касаясь пальчиками ковра. А потом размеренно утро поглощает нас: мы с бабушкой Ниной бредём медленно на пляж, купаемся, плескаемся в толще воды, кушаем виноград, играем в слова или в карты, а потом также медленно, неторопливо возвращаемся в дом, где нас ждёт бабушка Рая и едва перевалившаяся за отметку в двенадцать часов большая стрелка.
День – это время для игры в прятки: мы с бабушками прячемся под крышей, в гостиной, а знойное Солнце должно нас найти. Но оно настолько далёкоех, что просто не способно понять нас, умирающих от жары, и не способно пробраться в сердце дома – как жаль, что оно не способно к состраданию. Зато мы всё понимаем. А особенно понимаем, что эта черта Солнца только нам на руку, поэтому мы весело коротаем время до конца этой игры, до пяти часов вечера, когда оно уже отчаивается нас найти и обиженно закатывает свои глаза к горизонту:
Бабушки разговаривают друг с другом, а я, сидя перед ними и уперевшись руками в подбородок, внимательно их подслушиваю. Но я не понимаю и не улавливаю их историй, ведь они всё-таки не для меня, поэтому я достаю с тумбы, стоящей за моей спиной, детские кроссворды и начинаю заполнять ячейки ответами до тех пор, пока не попадаю в тупик. Мучаюсь, гадаю, подставляю – но из тупика мало выходов. Я поднимаю глаза на бабушек с застывшей в глазах просьбой помочь мне, а сама не решаюсь прервать их увлечённый разговор и жду, пока они обратят на меня внимание. Не проходит и пяти минут – а слово становится разгаданным, как и следующие за ним, но теперь мы разгадываем лабиринты кроссвордов вместе.
А ещё играем в «дурака» честно, почти без уступок: неважно, кто проиграл и выиграл, наши «титулы» остаются за нами. Но есть у нас один интересный момент: если кон, последний на сегодня, завершается, а в дурочках остаюсь я, то мы играем ещё раз, а, возможно, и столько раз, чтобы дурочкой не был маленький ребёнок в моём незначительном, а ещё по-нелепому смешном лице.
Также пьём чай, заваренный по особому ритуалу. Здесь должна заиграть напряжённая музыка – не иначе. Подобно тому, как главный герой в страхе, который он умело прячет за безразличной маской, перерезает ножом провод бомбы, которая через три секунды может взорваться и утащить с собой несколько десятков людей, так же ощущаю себя и я. Я прямо-таки чувствую, как на моих хрупких, ещё детских плечах висит груз ответственности за вкус нашего напитка. Я, стоя коленками на старом деревянном, потому очень сильно скрипящем подо мной, стуле, и смотрю на дно большого заварочного чайника. Его почти не видно, поэтому нужно действовать осторожно, чтобы не ошибиться с количеством листочков. Я перебираю между пальцев первый и аккуратно бросаю его внутрь, чувствуя, как встревоженно за мной наблюдают бабушки, хотя, может быть, я и преувеличиваю, но мне безумно нравится эта игра: вот я бросаю первый листочек, второй, третий – они сыпятся друг за другом, как капли в водопаде, и так же не останавливаются… Друг за другом, листочек за листочком. Медленно. Но я бросаю короткий взгляд на бабушек, полный всё той же заинтересованности, и вдруг моя увлечённость приобретает новую скорость: я беру большую щепоть чая из упаковки и бросаю её на дно чайника, а потом заглядываю одним глазом внутрь – ничего не вижу… Но в моей голове мелькает мысль, что неплохо бы добавить ещё чаю, и высыпаю ровно такую же горсть, что и до этого. Размашисто и очень довольно отряхивая руки, я кручу головой из стороны в сторону и смотрю то на бабушку Раю, то на бабушку Нину. Сияющая улыбка во все имеющиеся зубы намекает на похвалу, в которой они сразу же рассыпаются и ведут меня в огород, где я срываю несколько листочков малины, бабушка Нина – мяты, бабушка Рая – смородины. Не успев выйти, мы уже возвращаемся домой, держа в руках по несколько листочков, которые тоже падают внутрь чайника. И сразу же на них льётся струя кипятка. Смесь ароматов сразу же играет свою чудесную симфонию в воздухе, а спустя несколько минут она же играет в нас самих своей необычностью, но вместе с тем простотой.