- Хватит перешептываний и танцев, Бафомет! – его голос напоминает лязг металла о точильный камень. – Я не позволю твоему грязному бычьему языку осквернять слух моей невесты!
Музыка тут же стихает, и все же Бафомет кружит меня ещё один, последний раз.
- Будь готова, - шепчет он. - Сегодня ночью.
Он отпускает меня, и я снова оказываюсь в Лабиринтах. Я парю перед амфорой, ноздри мои заполняет едкий запах пепла, в ушах ревет ветер, а в мозгу кружат тысячи вопросов. Как же искусно Посейдон сплел свою сеть, раз ответ на одну загадку порождает две новых! И снова долг зовет меня взять амфору. Из трещины появляется еще одна нить; я делаю шаг назад и жду, когда она облетит вокруг меня в первый раз. Мой страх становится сильней, и по Району Клерков прокатывается раскаты грома. Нить делает ещё один круг, и Рыночный Район содрогается от моей тревоги.
Золотая нить огибает меня в третий раз, и пустота в моей груди взвивается леденящим водоворотом, стремительным журчащим потоком, что становится с каждой секундой все холодней и холодней. Воздух наполняется мерзким болотным запахом, а плоть мою хлещет пронизывающий ветер. Я стою на коленях на краю обширной соляной равнины, вглядываясь в чернильно-черную глубину широкой, медленно текущей реки. Темное небо содрогается от воплей моего отца и лающих завываний Сета.
- Выпей, и окажешься в безопасности, - рядом со мной стоит Бафомет, перекинув через плечо черную сумку. Я не знаю, что в ней находится, но дно ее оттягивает нечто округлое и тяжелое. – Выпей, и ни у кого не будет над тобой власти.
Но я не пью. Хотя в моей собственной суме и лежат четыре коробки, Бафомет еще не вернул мне мое сердце. Пусть он и продолжает отрицать это, я подозреваю, что именно оно находится в его черном мешке, и я знаю, что это за река. Лета. Кто-то зовет ее иначе, но те, кто испил ее темных вод, больше не могут вспомнить ее истинного имени. Если я сделаю глоток, то навеки забуду и Сета, и отца, и тогда мною будет повелевать лишь тот, кто владеет моим украденным сердцем.
- Воры! – гремит Посейдон. – Верните то, что украли!
- Женокрад! – завывает Сет.
Глаза Бафомета распахиваются шире, ведь ему не устоять перед гневом моего отца.
- Пей!
Пока я помню имя отца, у Посейдона останется власть надо мной. И все равно я отказываюсь это сделать. Зачем мне менять одного хозяина на другого? Пусть лучше они убьют друг друга на этой соляной равнине, и их кровь станет залогом моей свободы.
В этот миг Бафомет наконец разгадывает мой план.
- О, коварная!
Огромной ладонью он хватает меня за волосы и толкает вперед.
- Ты выпьешь!
Моя рука стремительно тянется к кинжалу, а кинжал еще стремительней взлетает к золотым локонам. Один взмах – и острый клинок отсекает схваченные им пряди. Я откидываюсь назад. Не удержав равновесия, Бафомет с криком падает в реку, и над его телом смыкаются темные воды.
Вопли Посейдона продолжают греметь в моих ушах, а от завываний Сета по спине бегут мурашки. Я наблюдаю за чернильным потоком, дожидаясь появления Бафомета. Задыхающийся, он выныривает ниже по течению, кашляя, отфыркиваясь и отчаянно колотя руками по поверхности реки. Черная сумка больше не висит у него на плече, и, когда его взгляд обращается в мою сторону, в нем читается лишь пустота и замешательство.
Поднявшись на ноги, я бегу вдоль берега. Наконец в ста шагах впереди я замечаю черный мешок. Течение уносит его так быстро, что мне не под силу его догнать.
С черных небес обрушивается крик моего отца.
- Там, о Нечестивец, на берегу Стикса! Быстрей, или она будет потеряна для нас!
Я поворачиваюсь к реке, но вместо черных вод вижу перед собой амфору. Из соседнего прохода с ревом доносятся порывы ветра, поднимая пепел в воздух, и во рту у меня пересыхает от отчаянья. Где оно теперь, мое сердце – Карцери? Авалас? Мальболг? Следует ли мне выпустить еще одну нить и узнать ответ, а затем ещё одну, чтобы выяснить, что было дальше?
Пустота в моей груди неистово и яростно вскипает; нет разницы, буду ли я вытягивать нити одну за другой или же выпущу их одновременно. Мне ни за что не узнать ответ, пока амфора не опустеет – и в этот миг я осознаю, что этого не произойдет никогда. Если бы я прыгнула за сумкой, то, несомненно, забыла бы и причину, которая побудила меня прыгнуть! В Сигиле поднимается яростный шторм. С небес падают градины размером с кулак, пробивая крыши и убивая незадачливых прохожих на месте; по улицам проносятся порывы яростного ветра, расшвыривая паланкины и обрушивая стены друг на друга; от одного фонтана до другого змеятся молнии, разбивая бассейны с водой и круша колодцы. Сама земля содрогается от моей ярости, и по мостовой одна за другой наперегонки бегут трещины, разрушая здания. В этом и заключается коварный план Посейдона – чтобы одержать победу над Сигилом, он хочет довести меня до исступления и этим уничтожить город, и тогда он без боя войдет в руины и сделает меня своей рабыней.