В сомнениях императрицы больше правды о роли Российской империи в создании русских бумажных денег, чем в сочинениях экономистов, верноподданных как самой Екатерине, так и ее преемникам. Государственный штамп в дореволюционной России вызывал не меньше сомнений, чем аналогичный штамп, поставленный крупной частной компанией, поскольку было известно, что государственный аппарат переполнен казнокрадами различных мастей. Да и сам батюшка царь или матушка императрица были не без греха. Не отсюда ли стремление предельно упростить государственную теорию денег?
"Деньги — это счетный знак, своего рода бухгалтерская запись. Количество денег, находящихся в вашем расположении, служит выражением вашего актива по счету с обществом", — писал в начале нашего века Ю. Г. Жуковский, управляющий Госбанком, царский сенатор, которого В. И. Ленин называл "пошло-буржуазным экономистом". Вроде бы совсем немного переиначены слова Гегеля: "Некая сумма денег… есть долг или имущество в зависимости от внешнего им отношения". Но после переиначивания, сделанного Жуковским, смысл этих слов сближается с идеями государственной теории денег. Далее Ю. Г. Жуковский ставит знак тождества между обществом и государством, пытается доказать теоретически, что феодально-капиталистическое государство — это хорошо, оставляя отдельные недостатки его деятельности за бортом теории.
Бумажные деньги с принудительным курсом нельзя отрывать от прочих денежных средств. Считается, например, что в России бумажные деньги были введены в 1769 году волей императрицы. Однако речь шла, на самом деле, о создании двух банков, Московского и Санкт-Петербургского. Вот как выглядела основная часть Манифеста императрицы Екатерины II от 29 декабря 1768 года: "И так с 1 генваря будущего 1769 года устанавливаются здесь в Санкт-Петербурге и в Москве под покровительством Нашим два Банка для вымена Государственных ассигнаций, которых выдаваемо будет из разных Правительств и казенных мест, от Нас к тому означенных, столько, а не более как в вышеозначенных Банках капитала наличного будет состоять". И далее "Сверх того повелеваем, чтобы все частные люди, которые будут впредь чинить денежные платежи и казенные сборы, как в Санкт-Петербурге, так и в Москве взносили бы неотменно в число каждых 500 рублей государственную ассигнацию на 25 рублей". Были в манифесте и благие намерения: "Каждый из частных людей может всегда, когда похощет, обратить те свои ассигнации в наличные деньги, представляя из оных Московскую в Московском банке, а Санкт-Петербургскую в Санкт-Петербургском. Сим Банкам Мы предписали такие правила, по которым они платеж производить должны без малейшего замедления и потеряния времени.
Мы, Императорским нашим словом торжественно объявляем за Нас и Преемников Престола нашего, что по тем Государственным ассигнациям всегда исправная и верная последует выдача денег требующим оные из Банков". Торжественное обещание выполнялось 18 лет. В 1787 году выпущено было бумажных денег почти на 54 млн. рублей, и русские ассигнации превратились в падающую валюту.
Интересно, что за полгода до начала выпуска рублей без обеспечения манифестом от 28 июня 1786 года была сделана попытка сохранить хоть видимость благополучия и тоже дано торжественное обещание: "Святостию слова Царского за Нас и за Преемников Императорского Престола, что число Банковских ассигнаций никогда и ни в каком случае не долженствует простираться в Нашем Государстве выше ста миллионов рублей". Почему 100 млн. рублей упоминаются в манифесте 1786 года, неизвестно — во всяком случае в сейфах банков не было золота и серебра на эту сумму.