Хорошо хоть не добавил – так и быть!..
Морщась от лекарственной вони, Катя вылила остатки «успокоительной смеси», собрала со стола залитые слезами мятые салфетки и посмотрела, что у нее есть к чаю.
Ничего не было. Даже самой завалящей надкушенной шоколадки!..
В детстве мама читала ей сказки, и маленькая Катя Митрофанова горько рыдала, когда Буратино искал хотя бы куриную косточку, обглоданную кошкой. Искал и не мог найти, потому что ничего, ничего не было в каморке у папы Карло!..
Катя рыдала, а мама утешала ее, и, в общем, историю про Буратино они обе не очень любили, и прошлой весной заместитель генерального директора издательства Митрофанова с вполне определенным чувством не поставила в план именно эту сказку!..
Засопев от жалости к Буратино и к себе заодно, Катя расставила на столе три чашки, сахарницу и молочник – просто так, чтобы было побольше посуды и казалось, что стол красивый и богатый, – и пошла открывать. Она слышала, как стукнул, причаливая, лифт. Кто-то из них уже прибыл, то ли писатель, то ли издатель!..
Не глядя, она распахнула дверь, и тут в глубине квартиры зазвонил домашний телефон, почти всегда молчавший.
– Проходи, – пригласила Катя то ли писателя, то ли приятеля и повернулась, чтобы бежать на телефонный зов, но зацепилась шеей за что-то острое и жесткое, мгновенно впившееся ей в горло.
Захрипев, она попыталась сбросить это острое и жесткое, но только еще сильнее зацепилась.
Она рванулась, забилась, почти упала, и очень отчетливо и спокойно подумала, что сейчас умрет, потому что ей нечем дышать.
Весь воздух в мире кончился, и больше его не будет.
Не могу. Не хочу.
Это совсем не страшно. Уволенного начальника IT-отдела она испугалась гораздо больше, чем отсутствия воздуха. Лишь немного больно шее, но она знала, что боль пройдет, как только она перестанет биться.
Она перестала, и бестелесный голос сказал над ней почти нежно:
– Ты убийца. Я это точно знаю.
– Господи, почему ты опять такой бледный?!
– А?..
– Ты что?! Заболел?
Алекс стащил башмаки, посмотрел на себя в зеркало, но ничего там не увидел. Он часто смотрел – и не видел.
– Где ты был?
Волоча сумку за лямку так, что она почти ехала по полу, Алекс дошел до Даши и потянулся ее поцеловать, но она отстранилась. Вид у нее был недовольный.
Ну, конечно. Просидела весь вечер одна, покуда он таскался неизвестно где и с кем. Любая на ее месте…
– Алекс, я звонила тебе семь раз!
Семь – хорошее число, подумал Алекс. И, главное, она точно знает, что звонила именно семь раз. Отчего не шесть и не восемь?..
– Я не мог ответить. Я… был на встрече.
– С президентом?
Тут он вдруг заинтересовался и посмотрел на нее.
– Почему?..
– Ну, если ты совсем не мог мне ответить, значит, с президентом!
– Я встречался с прекрасной дамой. Такое объяснение сойдет?..
…Почему меня все время тянет ее злить? Она ни в чем не виновата. Зато я во всем – не отвечал, не звонил, не приехал вовремя, не повел в ресторан, не пригласил в театр, не подарил шубу или бриллиантовое колье!..
– Как ты мне надоел, – выговорила Даша у него за спиной. Голос у нее был расстроенный.
Он пожал плечами, плюхнул сумку на стул, откуда она немедленно съехала, вывалив все содержимое. Среди оного обнаружился хорошенький пакетик из аппетитной плотной бумаги. Анна Иосифовна заставила его «принять гостинец» – немного кулинарных шедевров кудесницы Маргариты Николаевны.
– Давай пить чай, а?.. – Это была попытка оправдания, довольно вялая. – Здесь пироги какие-то, прекрасная дама меня угостила.
– Я не хочу.
И Даша ушла в комнату, держа спину очень прямо, и он проводил ее глазами.
…Собственно говоря, этого ты и добивался, правильно? Ты все знал заранее! Знал, что нужно перезвонить, и не перезвонил. Знал, что обидится, и она послушно обиделась. Знал, что «прекрасная дама» ее заденет, – и задела!.. Зато теперь весь вечер свободен! Можно ничего не объяснять, думать, молчать. Можно вслед тоже на что-нибудь обидеться – все сойдет.
В эту минуту он себя ненавидел.
Нужно было что-то сделать, чтобы унять немного ненависть – лучше всего пойти сейчас к ней, обнять, поцеловать в ухо, попро– сить прощения за все грехи чохом, рассказать, где был, что делал и что видел, пожаловаться на то, что устал, и еще на то, что ничего не понимает!..
Никуда он не пошел. Разорвал хрусткую бумагу, вытащил пирог, сунул его в рот и включил компьютер.
Бабушка утверждала, что с таким характером лучше всего заделаться смотрителем маяка в Баренцевом море. Никаких людей вокруг, и всем легче!..