– Верняк, – повторил Береговой. – Пал Семеныч, а когда Митрофанова пропуск потеряла? Не помните?
– А ты че? Нашел, что ли?
– Да нет, я так просто.
– А так просто я тебе не вспомню. Вот когда новый ей выдали, могу сказать – тому три недели, это в журнале зафиксировано, потому за них расписываются. И не лезь ты в пекло поперед батьки, Владимир Береговой! Указаний нету твой изымать. Так что если тебе чего надо, приходи спокойненько!..
Береговой поблагодарил и попрощался.
…Значит, что-то с этим пропуском действительно не то!.. Значит, Митрофанова его вроде бы теряла, и ей даже выписали новый, и она расписалась за него в журнале у Павла Семеновича. Если она и впрямь его потеряла, им мог воспользоваться кто угодно – охранники пропусков не проверяют. Приложил карточку к турникету, как в метро, и вперед!.. А если не потеряла, а отдала? Например, убитому – непонятно зачем, но отдала и потом вытащила у него из кармана, чтобы не оставлять следов! Такое возможно?
Вполне. И тогда на самом деле получается, что Митрофанова причастна к убийству!
Тут Береговой вдруг подумал, что ничего о ней не знает – совсем. Интересно, а кто-нибудь в издательстве знает хоть что-то? Например, откуда она взялась, где работала раньше или, может, училась? Известно только, что она «отличница» и «бабкина любимица» и еще что она окончательно спятила, когда ее Веселовский бросил – а как такую не бросить?! Жениться, что ли, на ней прикажете?!
Тут Береговой фыркнул и покрутил головой – от негодования.
Надо узнать о ней как можно больше, вот что. Вдруг за ней водились какие-то темные делишки, ну, в прежней жизни! Интересно, Ольга о ней хоть что-нибудь знает?.. Впрочем, есть масса способов узнать подноготную, и он, Владимир, попробует что-нибудь выяснить – ну, хотя бы пока не прибыл очередной «ответ с отказом» из очередной конторы, куда он кинул очередное резюме!..
Телефон опять задребезжал.
Странное дело, звонили из издательства.
Что такое?.. Павел Семенович получил указание изъять у него пропуск?
Береговой выждал несколько секунд, а потом нажал кнопку.
– Алло.
В трубке молчали, и в отдалении слышался привычный офисный шум и движение, и он вдруг понял, как соскучился по работе!.. До слез, до детского спазма в горле.
– Алло?!
Он взглянул – телефон работал, и секунды бежали.
– Перезвоните, я не слышу.
И нажал «отбой».
Митрофанова осторожно подергала дверь в собственную квартиру – заперта – и постояла, прислушиваясь.
Тихо.
Только слышно, как на четвертом этаже, путаясь и ошибаясь, играют гаммы. Или на пятом?..
Зайти в квартиру она не решалась – со страху.
Ей теперь все время было страшно!.. На работе она сильно вздрагивала, если ее неожиданно окликали, в маршрутке лезла на последнее сиденье, чтобы видеть весь салон, в магазине то и дело оглядывалась и сегодня обнаружила, что за ней неотступно следует человек в мятом костюме и несвежей рубашке. Хорошо хоть не завизжала на весь зал, сообразила: это охранник – должно быть, она показалась ему подозрительной!..
Так и ушла, ничего не купив, и ужинать теперь нечем.
Наверху бабахнула дверь, Катя быстро вставила ключ в замочную скважину, повернула и юркнула внутрь.
Лоб у нее был мокрый, шее больно, и дышалось тяжело – все от страха. Морщась, она потерла шею под воротником водолазки и пристроила сумку под вешалку.
Свет везде горел, она не выключала его даже на ночь.
– Я пришла, – хрипло объявила она неизвестно кому и зачем, и голос пропал где-то за кухонной дверью.
Ногам было холодно, надо бы сапоги купить, да уж теперь не до сапог!.. Митрофанова, кряхтя и держась рукой за стену, стряхнула мокрые ботинки.
Что же за жизнь-то такая началась?!. Трудная, неприкаянная.
Как будто с петлей на шее.
Настороженно заглядывая за все углы, как в кино, где бравые ребята в камуфляже и с автоматами тоже заглядывают за все закоулки и врываются куда-нибудь непременно на счет «три», Митрофанова на счет «десять» добрела до кухни.
Тут тоже горел свет, и холодно было так, что застучали зубы, – окно открыто настежь, и на подоконнике и на полу растеклась лужа от растаявшего снега.
В холодильнике, ледяном и пустынном, обнаружилась банка маминого абрикосового варенья, бережно и трепетно хранимая, половина привядшей луковицы в пакетике, «тунец в масле» и одно яйцо.
Митрофанова захлопнула холодильник – чего в него смотреть-то без толку? – покосилась на окно, за которым было черно и от этого страшно, села к столу и пригорюнилась.