В октябре 2011 года состоялись две встречи с Наумом Коржавиным у него дома в Бостоне. В них приняли участие Слава Бродский, Анна Голицына (которая также сделала фотографию Наума Моисеевича для настоящего издания) и Игорь Мандель. Итоги этих двух встреч в форме интервью предлагаются вниманию читателей сборника. Частично в интервью затрагиваются вопросы, связанные с некоторыми моментами выступления Наума Моисеевича (в общей дискуссии o поэзии) на заседании Миллбурнского литературного клуба 6-го августа 2011 года.
Интервью
С.Б. Наум Моисеевич, в этом году исполняется 50 лет с момента выхода сборника «Тарусские страницы». Вы были его участником. Что вы можете рассказать о тех днях? С самого начала: кто вас туда привел? Откуда вы узнали об этом сборнике?
Н.М.К. Я был у самых истоков этого. Я и мои друзья часто ездили в Тарусу. В том числе мой друг Боря Балтер. Там жили еще Оттон и его жена Голышева, переводчица. Там бывали разные люди, в Тарусе. Там жил Паустовский. И вот все решили, что надо выпустить книжку. Паустовский все это возглавил, и дело пошло.
С.Б. То есть это была идея Паустовского?
Н.М.К. В значительной степени. Во всяком случае, не моя идея. Это точно. Возглавил это дело Паустовский. И его имя имело большое значение. Потом мы пригласили и других людей, которые там не бывали. Булат там не был, но мы его пригласили.
А.Г. А почему именно Таруса?
Н.М.К. А Таруса – хорошее место. Там бывали всякие поэты и раньше. На базе этих литературных традиций мы и решили издать сборник. Это был первый свободный такой сборник. Ну, он не был особенно свободным. В том смысле, что он не был совсем неподцензурным. Но все-таки сборник прошел. Правда, потом они спохватились. Подняли хай.
С.Б. По-моему, даже запретили весь тираж его печатать. И даже стали изымать его из библиотек, насколько я помню.
Н.М.К. Это я не помню. Но они подняли большой хай по этому поводу.
И.М. А к чему прицепились? К чему именно?
С.Б. Прицепились к тому, насколько я знаю, что книга не прошла цензуру Москвы.
Н.М.К. Они говорили, что там что-то не то. Там была повесть Балтера…но это как раз ничего.
И.М. «До свидания, мальчики» – очень хорошая вещь. Эта книга на меня и на других произвела большое впечатление.
Н.М.К. Да, это очень хорошая вещь… Там был Окуджава… тоже вроде бы никакой крамолы... Я на самом-то деле не помню, к чему они прицепились. Помню, что в результате нам тиражные не заплатили. У них это все возглавлял секретарь Калужского обкома, Сургаков, кажется его имя.
С.Б. А я читал где-то, что он собственно и решил печатать сборник без цензуры Москвы.
Н.М.К. Он «давил» потом.
И.М. Ну, а кто же без цензуры напечатал? У Калужского издательства была своя цензура?
Н.М.К. Нет, был Паустовский. Это был авторитет. Тем более, для правителей. Все-таки Паустовский…
А.Г. Меня под Тарусу возил мой дедушка, Сергей Михайлович Голицын, который был писателем. Он меня возил к друзьям своей семьи – к Поленовым. Там была под Тарусой усадьба …
Н.М.К. Да, там рядом была усадьба семьи Поленовых.
А.Г. И внук Поленова там жил, так сказать, как музейный хранитель в усадьбе своего деда. Он имел какое-то отношение к «Тарусским страницам»?
Н.М.К. Нет, не имел.
А.Г. А вы там в этой усадьбе были?
Н.М.К. Да. Я там был. Я дружил с Аленой Поленовой. Это в Москве я дружил с ней.
С.Б. Я был счастливым обладателем сборника. Помню, что для нас «Тарусские страницы» – это было что-то необычно свежее. Но почти сразу мы узнали, что это не простая книга, а книга запретная.
А.Г. Ну да, вести о запрете дошли одновременно со сборником, если не раньше. Я что-то подзабыла хронологию. По отношению к оттепели – это было начало, середина?
Н.М.К. Это была первая по-настоящему оттепельная книга.
А.Г. То есть, в некотором смысле, с этого все началось. Так?