Если бы Пушкин серьезнее относился к учебе, то он бы мог стать, как князь Горчаков, сначала первым в классе, а потом, чего доброго, канцлером Российской Империи. Но в своих «Записках о Пушкине» декабрист и ближайший друг поэта Иван Пущин (любимый «Жанно») вспоминал:
«Все мы видели, что Пушкин нас опередил, многое прочел, о чем мы и не слыхали, всё, что читал, помнил, но достоинство его состояло в том, что отнюдь не думал выказываться и важничать, как это часто бывает в те годы… Напротив, все научное он считал ни во что и как будто желал только доказать, что мастер бегать, прыгать через стулья или бросать мячик…»
Больше всего Пушкин любил гулять по Царскосельскому парку:
И часто я украдкой убегал And often on the sly I used to slip
В великолепный мрак чужого сада, In a forbidden garden’s splendid murk,
Под свод искусственный порфирных скал. Beneath the artificial purple cliffs.
Там нежила меня теней прохлада; In shadows’ cool I basked, an idle boy:
Я предавал мечтам свой юный ум, I gave my youthful mind up to my dreams
И праздномыслить было мне отрада. And idle musing was my greatest joy.
В поэме «Евгений Онегин» он вспоминал:
I. I.
В те дни, когда в садах Лицея Back then, when in the Lycée’s garden
Я безмятежно расцветал, I unrebelliously bloomed,
Читал охотно Апулея, Read keenly Apuleius charming,
А Цицерона не читал, Thought Cicero an old buffoon,
В те дни, как я поэме редкой Back then, when even a rare poem
Не предпочел бы мячик меткий, Meant less to me than balls well thrown,
Считал схоластику за вздор And I thought schoolwork was a bore,
И прыгал в сад через забор, Into the park the fence leaped o’er.
Когда порой бывал прилежен, When I at times could be quite zealous,
Порой ленив, порой упрям, Lazy at times, other times tough,
Порой лукав, порою прям. Sometimes quite cunning, sometimes gruff,
Порой смирен, порой мятежен. Subdued at times, at times rebellious,
Порой печален, молчалив, Sometimes so sad, in silence pent,
Порой сердечно говорлив, Sometimes heartfeltly eloquent,
II. II.
Когда в забвенье перед классом When, lost in trances before lessons,
Порой терял я взор и слух, I’d lose my sight, my hearing dimmed,
И говорить старался басом, Tried answering with new bass voice questions,
И стриг над губой первый пух, And shaved the first down off my lip,
В те дни…в те дни, когда впервые Back then…back then, when I first noted
Заметил я черты живые The traits and ways, with eyes devoted,
Прелестной девы и любовь Of maids enchanting, and when love
Младую взволновала кровь, Was always stirring my young blood,
И я, тоскуя безнадежно, And I, just sighing for love vainly,
Томясь обманом пылких снов, Thrashed in the wake of passion’s dreams,
Везде искал ее следов. I sought love everywhere, it seems,
Об ней задумывался нежно, And daydreamed just of love so gently,
Весь день минутной встречи ждал All day for one fleet meeting yearned,
И счастье тайных мук узнал. The joys of secret suffering learned.
III. III.
В те дни – во мгле дубравных сводов, Back then, ‘neath oak-groves’ arching sadness,
Близ вод, текущих в тишине, By waters flowing quietly,
В углах лицейских переходов In my Lyceum’s corner pathways
Являться муза стала мне. The Muse began to come to me.