Для Бродского не столь важно, ветхозаветная история или евангельская, эллинская или римская. Все это лишь фон для осознания, что есть Человек в этом бесконечном и вечном мире. Отвечая на вопрос о роли библейских сюжетов в поэзии, Бродский говорит:
«...Самое неприятное во всем этом, когда человек пытается библейскому, в частности, евангельскому, сюжету навязать свою собственную драму. Т.е. нечто нарциссическое, эгоистическое в данном случае имеет место, да? Когда современный художник начинает выкручиваться, демонстрируя свою замечательную технику за счет этого сюжета, мне всегда неприятно. Тут вы сталкиваетесь с фактом, когда меньшее интерпретирует большее».
Может, Бродский себя и не имел в виду («мне всегда неприятно»), но поэт всегда поэт, и что бы он ни писал, он присутствует сам в любом сюжете. А уж Бродский, так в максимальной степени.
Бродский многократно подчеркивал, что не исповедует никакую религию, не принадлежит ни к одной конфессии. Тем не менее в интервью постоянно возникали вопросы о его религиозных убеждениях :
О н а. Каковы ваши религиозные убеждения?
О н. Религиозные убеждения каждого человека – это его сугубо личное дело.
О н а. Именно поэтому я об этом и спросила…
О н. Именно поэтому я ничего рассказывать не стану.
В другом интервью на вопрос: «Вы человек религиозный, верующий?» – Бродский отвечает: «Я не знаю. Иногда да, иногда нет». Далее он соглашается, что он человек не церковный, не православный и не католик. «Может быть, – продолжает любопытствовать интервьюер, – какой-то вариант протестанства?» Следует ответ:
«...Кальвинизм. Но вообще о таких вещах может говорить только человек, в чем-то сильно убежденный. Я ни в чем сильно не убежден. В протестантстве тоже много такого, что мне в сильной степени не нравится. Почему я говорю о кальвинизме, не особо даже и всерьез, потому что согласно кальвинистской доктрине человек отвечает сам перед собой за все. Т.е. он сам до известной степени свой Страшный Суд. У меня нет сил простить самого себя. И с другой стороны, тот, кто мог бы меня простить, не вызывает во мне особенной приязни или уважения».
Вот оно как – и убеждений сильных нет, и отвечать надо самому за все, и всепрощение не вызывает приязни. Как это все сочетается друг с другом? А дальше – еще больше:
«...у меня нет ни философии, ни принципов, ни убеждений. У меня есть только нервы. Вот и все. И… вот и все. Я просто не в состоянии подробно излагать свои соображения и т.д. – я способен только реагировать. Я в некотором роде как собака, или лучше, как кот. Когда мне что-то нравится, я к этому принюхиваюсь и облизываюсь. Когда нет, то я немедленно… это самое… Главный орган чувств, которым я руководствуюсь, обоняние».
В другой раз на вопрос, можно ли сказать, что он стопроцентный безбожник, Бродский забыл, что он кот, и изложил свое кредо:
«Я не верю в бесконечную силу разума, рационального начала. В рациональное я верю постольку, поскольку оно способно подвести меня к иррациональному. ...именно здесь вас ожидают откровения на стыке рационального и иррационального. Все это вряд ли совмещается с какой-либо четкой, упорядоченной религиозной системой. Вообще я не сторонник религиозных ритуалов или формального богослужения. Я придерживаюсь представления о Боге как о носителе абсолютно случайной, ничем не обусловленной воли».
На вопрос, о чем бы он хотел поговорить с теми, кого считает своими учителями, Бродский ответил: «Много о чем. Прежде всего, это вас может удивить, о своеволии и непредсказуемости Бога…»
Противоречивы высказывания Бродского о Ветхом и Новом Завете. Это ему не в укор. Истина всегда парадоксальна. Заслуживают и внимания и уважения высказывания ищущего человека, пытающегося не принять на веру, а понять, в согласии или несогласии догматы веры находятся с тем Богом, которого он чувствует в себе самом:
«...И начинаешь ощущать, что разнообразные формы религиозных доктрин (даже чрезвычайно тебе близкие) оказываются неудовлетворительными. Они не отражают твоего внутреннего метафизического ощущения. Это особенно часто происходит с поэтами. Я не знаю, происходит ли это со мной, но, видимо, и со мной тоже».
Эта неуверенность, сомнение в собственных оценках постоянно звучат практически во всех интервью, данных Бродским. «Я люблю доводить вещи до алогичного, до абсурдного конца», – признаётся он.
«...Наверное, я христианин, но не в том смысле, что католик или православный. Я христианин, потому что я не варвар. Некоторые вещи в христианстве мне нравятся. Да, в сущности, многое».