– О Боже, это мой муж, – прошептал я.
– О Боже! Это мой муж! – закричала героиня, заламывая руки.
Грызунов постучал еще раз, вкладывая в стук максимум трагизма.
– Ах, он убьет меня, – прошептал я.
– Ах! Он убьет меня! – прокричала героиня еще громче.
Я бы на ее месте не стал кричать так громко, из опасения, что мужу за дверью все может быть слышно. Но давать героине советы не входило в мои обязанности. Я прошептал:
– Скорей сюда, в шкаф.
– Скорей! Сюда! В шкаф! – заорала героиня благим матом.
Настало время появления мужа.
– Вася, выходи, – прошептал Грызунов.
– Куда? – спросил Вася.
– Куда, куда – на сцену!
Васин выход был встречен аплодисментами. Публика оценила его яркую внешность и нетвердую походку. Видно было, как замечательно этот актер играет человека, уставшего с дороги. Вася остановился недалеко от меня и стал вглядываться в темный зал, пытаясь увидеть знакомые лица. Я выдержал положенную паузу и прошептал:
– Ты почему так долго не открывала.
– Ну ты, почему, бёнть, так долго не открывала? – членораздельно повторил Вася, продолжая глядеть в зал.
Грызунов подскочил ко мне и с мольбой прошептал мне в ухо:
– Зачем он говорит «бёнть»?
Это был шепот отчаяния, можно сказать, крик души перед ужасом надвигавшейся катастрофы. Но я в тот момент был парализован чувством ответственности и воспринял шепот Грызунова как инструкцию.
– Вася, – прошептал я, – зачем ты говоришь «бёнть»?
Вася перестал вглядываться в зал и повернулся ко мне.
– А чего ж она, бёнть, не открывала? – сказал он с явной обидой. – Оглохла, что ли?
– Вася, – сказал я звенящим шепотом, – не отвлекайся от роли. Повторяй только то, что я говорю.
– А я что делаю? – еще больше обиделся Вася.
Спектакль явно начинал сходить с рельсов. Я в растерянности оглянулся на Грызунова, не зная, что мне делать дальше. Но Грызунова не было. Позже выяснилось, что он, предвидя провал и опасаясь мести разгневанных зрителей, бежал из театра и уехал к своему тестю в Редондо-Бич, где его не могли найти. Но тогда мне некогда было размышлять над тем, куда он делся. Я оставался один на один с пьяным Васей.
– Ты здесь кого-то прячешь, – прошептал я.
– Ты здесь кого-то прячешь, – монотонно повторил Вася, не глядя на героиню. Его игра мне не понравилась.
– Неправильно, – прошипел я. – Говори с выражением! Вот так.
И добавил, наполняя свой шепот театральной страстью:
– Ты здесь кого-то прячешь!
– Понятно! Ты здесь, бёнть, кого-то прячешь! – громогласно повторил Вася. На этот раз голос его звучал угрожающе. Он явно начинал входить в образ.
– Ах нет, милый. Здесь никого нет, – прошептал я.
Реплика относилась к героине, и она ее старательно выкрикнула. Но Вася не знал, кто что должен говорить, и добросовестно повторял все, что я нашептывал. В результате они оба прокричали в унисон:
– Ах, нет, милый! Здесь никого нет!
Это прозвучало бессмысленно, но весьма эффектно, как тщательно отрепетированный сценический прием. Я прошептал:
– Я знаю, он где-то здесь. Он где-то здесь.
– Слышу, можешь не повторять, – огрызнулся Вася. – Он, бёнть, где-то здесь!
Голос его звучал вполне трагично, но при этом Вася продолжал стоять на месте, глядя в зал.
– Ищи его, – прошипел я. – Он в шкафу.
Вася начал кружить по сцене, но далеко от меня не уходил, боясь не расслышать текста. И тут я понял просчет постановщика. Шкаф находился на противоположном, максимально удаленном от меня краю сцены, куда Вася не забредал. Положение становилось критическим. Время шло. Пора было убивать любовника, а Вася не мог его найти, и было ясно, что уже никогда не найдет.
Я с тоской подумал о двадцати долларах. Грызунов по-прежнему не появлялся, и тогда я решил взять спасение спектакля в свои руки. Я бросил тетрадь с текстом, который уже знал наизусть, выскочил на сцену, схватил Васю за рукав и подтащил его к шкафу.
– Наверно, он в шкафу, – прошептал я в Васино ухо. – Говори.
– Ага! Наверно, он, бёнть, в шкафу! – с облегчением заорал Вася, совершенно не удивляясь такому неожиданному повороту событий.
Он широким театральным движением распахнул шкаф и сделал зверское лицо, чтобы немедленно убить негодяя Мишку.