– Тогда я хотел бы ознакомиться с лабораторией профессора Берлекемпа.
– Пожалуйста, хотя, поверьте, это мало продвинет вас по сути дела, – сказал президент, нажал одну из клавиш на пульте своего стола и, обратясь к большому видеомонитору на противоположной стене кабинета, попросил доктора Гусмана.
На светящемся экране появился худощавый брюнет лет сорока, с большими выразительными глазами.
– Я слушаю, шеф, – сказал человек на экране.
– Сол, – обратился к нему президент, – мистер Ньюмэн, находящийся в данный момент у меня, будет проводить частное расследование по делу Берлекемпа. Ознакомь его с лабораторией и попроси Бланш зайти за ним в мой офис – пусть она по дороге введет мистера Ньюмэна в курс дела, чтобы он не терял время понапрасну...
– Хорошо, шеф, будет сделано, – вяло ответил Сол Гусман, и презрительная гримаса передернула его лицо.
Я понял, что с этим человеком мне нелегко будет найти общий язык.
– Желаю удачи, – президент пожал мне руку и добавил: – учтите, Сол – ближайший ученик Рэймонда и тоже с характером... Впрочем, здесь все с характером, – сокрушенно заметил он и впервые широко улыбнулся.
– Последний вопрос, – проговорил я уже с порога. – Правда ли, что профессор занимался проблемой существования внеземных цивилизаций?
– Нет, неправда! В нашем центре занимаются только реальными проблемами. Профессор Берлекемп работал со сложными биокибернетическими системами, и в первую очередь – над проблемой клеточно-молекулярного и молекулярно-генетического механизма памяти... Еще раз – удачи вам...
Я вышел из кабинета президента с чувством жгучего профессионального интереса и с мрачными предчувствиями. Итак, первая версия выдвинута: выдающийся ученый убил себя, потрясенный изменой жены. Эта вполне правдоподобная и понятная любому обывателю версия как будто косвенно подтверждается содержанием предсмертной записки, а главное – абсолютным отсутствием других версий. Я, однако, в эту, пока единственную, версию просто не верю. Более того – я не верю, что в нее верит президент института, а это значит, что есть другая, истинная причина самоубийства профессора. Она, эта причина, находится здесь, в этих стенах, и ее хотят от меня скрыть – это уже становится очень интересным...
* * *
Ощущение необыкновенного поворота в моей работе, а может быть и в жизни, теперь уже не оставляло меня. Проходя по коридорам Стэнфордского центра и по дорожкам его парка в лабораторию, я почти не замечал и едва слушал сопровождавшую меня ассистентку доктора Гусмана Бланш Стаурсон. Это потом я оценил, как молода и хороша она, несколько позже, когда Бланш сыграла ключевую роль в моем прозрении. А теперь, в парке института, она быстро рассказывала мне о Рэймонде Берлекемпе – каким великим ученым он был, как много сделал для Сола, для нее и всех других... Несмотря на отстраненность, вызванную шоком от предсмертного письма Берлекемпа, я профессионально фиксировал ключевые фразы Бланш – профессор был одинок, потому что не имел равных, жена не могла понять его, потому что была обыкновенной мещанкой... Промелькнула мысль – эта девушка, похоже, была серьезно влюблена в своего профессора...
Я, впрочем, думал тогда больше о своем, и преодолевая потрясение, начинал методично работать. Пока у меня было мало данных, однако из предсмертного письма Берлекемпа следовало два важных вывода. Во-первых, в течение нескольких ночных часов 12 августа он узнал нечто, отвратившее его от жизни. Во-вторых, упоминание о «подопытных кроликах», кажущееся штампом в устах столь нестандартно мыслящего человека, явно свидетельствует о том, что профессор счел себя и окружающих очень сильно зависимыми от кого-то или чего-то. По-видимому, он внезапно узнал нечто ужасное и фатально неотвратимое именно об этой зависимости. Я упорно шагал дальше по лестнице логических рассуждений – от кого можно узнать нечто неожиданное ночью в своем доме, где помимо профессора были его жена, а также их дети – сын и дочь, школьники старших классов? Правдоподобных вариантов ответа не так уж много: профессору могли позвонить по телефону, у него мог быть разговор с женой и, наконец, он мог что-то прочитать или просчитать... Далее – что катастрофически ужасного он мог узнать из телефонного разговора, разговора с женой, равно как из внезапно прочитанного или рассчитанного? Здесь было больше вариантов: профессор мог узнать, что финансовая игра, в которую он был, к примеру, втянут, полностью проиграна, и он разорен; что результаты его многолетнего труда использованы в преступных, с его точки зрения, целях; что он фатально ошибся в своих исследованиях; что его близкие подло обманывают его, что жена ему изменяет, что его дети... – здесь можно бесплодно фантазировать до бесконечности, и это все надо проверять.