Семен Владимирович горяч в оценках, он называет преступниками владельцев его патентов, но, увы, они действуют по правилам. Можно сколько угодно возмущаться, что это аморально. Можно взывать к любви, к человеколюбию. Тщетно: Закон Больших Денег!
Напоминаю разгорячившемуся Семену Владимировичу известные слова Эрнста Неизвестного: «Рая на земле нет. Но если выбирать лучший из адов, то это Америка». – Хоть и ад, но все-таки лучший! – заключаю я.
– Лучший из адов, худший из раев – можно сколько угодно жонглировать словами. Кстати, в русском языке и ад, и рай, по-моему, не имеют множественного числа. Назовите как хотите, но черное – всегда черное, а белое – белое. Положить под сукно мои патенты – это преступление, и никаких оправданий и утешений тут быть не может.
В распоряжении компании, которая больше не принадлежала Семену Скурковичу, оказались патенты на препараты для лечения диабета первого типа, псориаза, рассеянного склероза, для остановки отторжения трансплантатов и некоторые другие. Профессор Скуркович был автором, научным руководителем, главной движущей силой экспериментальных исследований, но в бизнесе у него не было никаких прав. С горечью Семен Владимирович говорит:
– Больше всего я переживаю за больных детей, которые страдают от диабета первого типа. В Америке 1,5 миллиона таких детей, которым необходимо вводить инсулин по 7-8 раз в день. Этот тип диабета так и называется – «детский диабет». Я знал, как помочь этим детям, и не мог использовать для этого свои патенты. Человек, владеющий акциями компании, делал вид, что пытается реализовать патенты, но это было не больше чем желание на какое-то время меня успокоить. Поняв это, я попросил его перепродать мне мои патенты, которые он купил за бесценок, но он запросил такую крупную сумму, что я онемел. У меня и близко не было таких денег. Я не могу сказать, что я бедный человек, но из богатого человека, которым некоторое время был, я превратился в человека, у которого нет денег даже на то, чтобы симфонический оркестр и хор исполнили мой «Холокост».
Прежде чем рассказать о «Холокосте», необходимо вернуться к музыкальной стороне жизни Семена Владимировича. Даже став знаменитым ученым-иммунологом, он продолжал не только самозабвенно слушать классическую музыку, но и сочинять свою собственную. Его музыкальная эрудиция поражает. Он не только знает всю классику, но и на слух может определить, какой дирижер управляет оркестром.
В Штатах ему повезло встретиться с великим скрипачом Исааком Штерном. Они говорили между собой по-русски, хотя Штерн эмигрировал с родителями в младенческом возрасте в начале двадцатых годов минувшего века. Семен был всего на два года младше, и они быстро перешли на «ты». Семену запомнилась шутка Штерна по поводу культурного обмена между Штатами и Союзом: они нам посылают своих музыкантов из Одессы, мы им посылаем своих музыкантов из Одессы. Семен дал послушать фрагменты магнитофонной записи своего концерта для фортепьяно с оркестром.
– Замечательно, – похвалил скрипач. – А для скрипки ничего нет?
Из музыкальных сочинений, написанных Семеном Скурковичем, больше всего ему удалась, как он считает, симфоническая поэма в четырех частях для двух голосов, хора и оркестра, посвященная Холокосту. Видевший лагеря смерти собственными глазами, он не мог забыть немыслимое зверство человекоподобных. Люди должны помнить об этом. Его музыка – о любви двоих, обреченных на смерть и бессмертных.
С этой симфонической поэмой связано наше знакомство с Семеном Владимировичем, перешедшее, к большой моей радости, в дружбу. Он увидел и услышал меня в литературной передаче русского телевизионного канала RTN с ведущим Ильей Граковским. Ему понравились мои стихи, и он спросил, не соглашусь ли я написать строчки к его музыке, посвященной Холокосту. Я еще представления не имел, кто такой Семен Скуркович и что за музыку он написал, но согласился попробовать, и Семен Владимирович прислал мне ноты.