— А говорили — хороший, — улыбнулся совсем как-то по-детски Иван.
— Серьезный и есть, Ваня, хороший. Томить не буду, скажу сразу: тебе нужно возвращаться в Оренбург.
— Когда?
— Сколько тебе надо на сборы?
— Пяти минут хватит.
— Значит, немедленно. Документы твои уже готовы. А теперь слушай внимательно…
Поезд летел на юго-восток. Уголь был плохой, паровоз отчаянно дымил, гудел тонко и пронзительно. Скорее бы Оренбург! Обстановка там назревает крутая, можно сказать, чрезвычайная. После контрреволюционного мятежа белочехов вновь подняла голову дутовщина. Город наводнен вражеской агентурой, дутовскими шпионами, саботажниками, разномастными спекулянтами и просто грабителями и бандитами. Убийства из-за угла, нападения на советские учреждения. Какие люди погибли, какие друзья и товарищи! Уничтожен отряд Персиянова в Илецкой Защите, у Изобильной попал в засаду Цвиллинг со своими бойцами. Лобов вспомнил, как они сидели в губернской тюрьме все вместе с Цвиллингом, как объявляли голодовку. Тогда все обошлось благополучно. Ивану удалось бежать из тюрьмы, остальных товарищей освободили наши.
Нет, прав Фомин: борьба ужесточается, принимает все более изощренные формы, и в Оренбурге оказались не готовы к изменившейся обстановке. Полгода тому, назначенный комиссаром военно-народной охраны, он издал приказ, в котором говорилось об упразднении старой городской милиции. Вместо нее при военно-народной охране был создан отдел уголовной разведки, преобразованный впоследствии в отдел уголовного розыска. Вопрос об укреплении органов по борьбе с контрреволюцией и бандитизмом никогда не сходил с повестки дня. Сегодня он приобрел особую остроту.
Об этом свидетельствуют материалы специального заседания губисполкома в мае 1918 года, которое рассмотрело мероприятия, направленные на предотвращение готовящегося переворота в городе. Было прямо сказано, что постановка разведывательной и контрразведывательной работы не соответствует военному положению, на котором фактически находился город, да и вся Оренбургская губерния.
В отдел контрразведки, созданный при военно-революционном штабе, привлекались сотрудники без достаточной проверки. Чего только стоит случай с Матвеевым, который оказался дутовским агентом. Допускались случаи грубого нарушения революционной законности, самоуправства. Да, отдел контрразведки не решал возложенных на него задач. Дело дошло до того, что в частях Красной Армии допускается преступная провокационная агитация, «ведущаяся врагами народа с целью подрыва в войсках революционной дисциплины».
Выходя на станциях из душного вагона, покупая на станционных базарчиках кое-какие харчишки, Лобов все думал и думал о предстоящей работе, о том, что нужно реорганизовать штаб по борьбе с контрреволюцией и ее отдел контрразведки. Нужны более жесткие организационные формы, нужен порядок, строжайшая дисциплина. Ведь это же курам, а точнее, врагам, на смех: сам комиссар штаба Самойлов участвует в патрулировании города! Нет, так больше нельзя. Нужны профессионалы, а не дилетанты. Хватит и мягкотелости, хватит под честное слово отпускать на волю своих врагов.
Вот уже и Волга, за нею распахнулись бескрайние, всхолмленные слегка оренбургские степи. Дорога заканчивалась, заканчивалось время размышлений, анализ своей трехмесячной работы в Московской ЧК. С какими замечательными товарищами свела там его судьба!
1 июня 1918 года на базе штаба по борьбе с контрреволюцией и отдела контрразведки была образована Оренбургская губернская Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и саботажем. Возглавил ее Иван Лобов, и было ему в ту пору двадцать шесть лет.
Иван Федорович хорошо знал город. Впервые он сюда приехал, отбыв ссылку в Туркестане, в одиннадцатом году. Здесь, после очередного разгрома охранкой, налаживалась работа местной группы РСДРП. Заметную роль в возрождении организации играл политический ссыльный Василий Васильевич Фомин, — вот еще откуда пошла их дружба!
Первое время он еще часто вспоминал те удивительные дни, когда он устроился работать приказчиком в мануфактурный магазин, а все свои вечера, частенько даже и ночи, отдавал партийной работе. Последующие события, оперативная работа, которой он посвящал всего себя без остатка, отодвинули эти воспоминания в самый далекий уголок его души. Полузабытые, а то и вовсе забытые, они все-таки продолжали невидимыми родничками питать его, придавать ему силы.