— Ты уже оделся? Почему меня не разбудил? — юноша откинул одеяло и попытался встать, но не смог этого сделать. Мало того, что его тело словно не принадлежало ему, было негибким и тяжелым, так ещё на ноге…
— Что это? — ахнул Куроко, видя, что от его лодыжки тянется тонкая, но прочная металлическая цепь, заканчивающаяся где-то под кроватью, а щиколотка крепко затянута ремнём. — Акаши-кун, это… — он в страхе перевёл взгляд на молчаливого одноклассника, который возвышался над ним. В глазах Сейджуро Тецуя смог разглядеть ту самую тень, которую видел во время убийства. Тот самый холод, ту спокойную ярость и превосходство над всем миром. Его абсолют.
Надменное молчание Сейджуро ответило лучше любых слов. От его непоколебимости и равнодушия на глаза Куроко навернулись слёзы. Он опоздал. Так стремился исправить это, и всё равно ничего не смог сделать. Какой же он бесполезный…
— Зачем, Акаши-кун, — опустив голову и зажмурив глаза, прошептал Тецуя, ощущая, как тело раздирает болью. — Ты же обещал мне, что пойдёшь сегодня в клинику!
— Да, обещал, — нехотя согласился тот, говоря через силу и едва разжимая бледные губы. — Но после этой ночи понял, что если меня заберут, то нам придётся расстаться, а я этого не хочу. Абсолютно не хочу. Ты должен быть со мной всегда. Каждый день, каждый час, каждую минуту… — он протянул руку и коснулся костяшками пальцев его лица. Куроко в ужасе отстранился от него и со страхом взглянул в глаза одноклассника. Да, то же спокойное безумие в его глазах, однако под этим спокойствием скрывается настоящее исступление. Получается, ему снова конец? Акаши снова его отравит или придумает что-то ещё? Однако не этого ли он так добивался? Заставить Сейджуро думать лишь о нём…
— Делай со мной, что хочешь, только не трогай ребят по команде! Если хочешь, чтобы я был рядом с тобой каждую минуту, то уйди из клуба и будь здесь, — решительно произнёс он, ощущая, как в теле зарождается сила. Он может, может остановить его!
— Баскетбол я люблю не меньше, чем тебя, так что, боюсь, с последним придётся повременить, — Акаши вновь выпрямился и отступил назад. — Я должен привести команду к национальным, а когда они закончатся — выполню твою просьбу, — его взгляд остановился на прикованной ноге Куроко. — А ещё я хочу, чтобы ты не наделал глупостей и не рассказал то, что знаешь, кому-либо. Так что оставляю тебя в самом надёжном месте. Можешь даже не пытаться выбраться — я всё предусмотрел. Постараюсь вернуться как можно раньше, — забрав сумку, он спокойно развернулся и вышел из спальни, заперев дверь на ключ.
Тецуя неподвижно сидел на кровати до тех пор, пока не смолкли шаги Сейджуро, и не захлопнулась входная дверь. Затем он попытался встать и выяснить, как далеко сможет уйти. Оказалось, что цепь довольно длинная: Куроко мог спокойно передвигаться по спальне, даже заходить в туалетную комнату, но как бы ни хотел не мог дотянуться до двери. Окно тоже было зарешечено. Затем юноша попытался освободить себя, однако ничего не вышло ни со стороны кровати, ни со стороны его тела. Ремни не поддавались, словно тоже были сделаны из железа, а ничего острого ему под руку не попалось.
«Неужели мне действительно остаётся только сидеть и ждать его?» — обречённо подумал Тецуя, падая на кровать. Попытки освободиться его утомили: он перепробовал всё, что мог взять в руки в этой комнате.
— Это ещё хуже, чем в прошлый раз… — он свернулся на постели, подтянув колени к животу. Тогда его мучения продлились лишь несколько минут, а теперь он вынужден терзаться неизвестностью несколько часов. И гадать: живы ещё его друзья, или нет, сорвался Акаши окончательно, или нет.
«Почему же? Почему не помогло? Я всё время был рядом с ним, выполнял его желания, любил его… И всё снова происходит, как тогда. Получается, от меня ничего не зависит? Или я снова сделал всё неправильно?»
Мучаясь вопросами, безысходностью и осознанием своей слабости, Тецуя почти не заметил, как наступил вечер. А когда за окном стемнело, стал терзаться ещё больше, опасаясь того, что Акаши совершил свой самый ужасный шаг. Куроко буквально не находил себе места до тех пор, пока не услышал шаги на первом этаже. Акаши поднялся не сразу, лишь через несколько минут после своего прихода зашёл в спальню. Он уже успел принять душ и переодеться. В его руках Тецуя заметил бумажный пакет из закусочной.
— Почему ты так поздно? — с испугом смотря на него, спросил Куроко, пытаясь найти кровь на его одежде. Сейджуро спокойно прошёл в комнату и опустился на кровать.
— Тренировка затянулась. Сам знаешь — скоро матч, в котором мы не можем проиграть.
— Затянулась? — Куроко приблизился к нему и бесстрашно посмотрел в глаза, ожидая увидеть в них оттенки безумия, однако те были на удивление спокойны. Он несколько раз глубоко вдохнул, опасаясь почувствовать запах крови, но не было и его.
— Я принёс тебе еды. Прости, что не оставил с утра. Ты, наверное, голоден, — Сейджуро приподнял бумажный пакет из закусочной, из которого вкусно пахло свежей едой.
— Неважно, я не голоден, — на самом деле не ощущая ни капли голода, покачал головой Куроко. — С ребятами всё в порядке? — с чувством спросил он. Акаши это не понравилось. Парень опустил пакет на пол, затем развернулся и, накинувшись на свою жертву, прижал её к кровати, нависая сверху.
— Почему ты так печёшься о них? — его лицо оказалось прямо над лицом Куроко, у которого перехватило дыхание. — Ты должен думать обо мне, а не о них. Все твои мысли должен занимать лишь я, как ты мои… — до боли стискивая его плечи, Акаши склонился и прикоснулся к неподвижным губам. Сначала Тецуя думал воспротивиться и отбиться, но не стал осуществлять этот бесполезный план. Он не сможет победить Акаши, он не сможет вырваться из его объятий. Он уже проиграл. А может, и победил? Привязав его к себе и заставив забыть об убийстве членов баскетбольного клуба. Но если это победа, то очень печальная. Может, он и спасёт товарищей по команде, но не спасёт Акаши. Того, кого хотел спасти больше всего…
Слёзы скатились по его вискам, а он, отдавшись Акаши, лишь молил о том, чтобы тот, кого он любил проснулся, смог побороть своё второе «я» и спасти их обоих.
========== Путь в никуда ==========
Это продолжалось несколько дней. Его бессилие, его отчаяние, его беспомощность. С утра, оставив ему еду, Акаши уходил в школу. Возвращался вечером, после матча или тренировки. Тецуя не спрашивал, как Сейджуро объяснил его отсутствие, парня волновали только жизни его друзей. И когда он видел бесстрастный взгляд на бледном лице Акаши, то и сам успокаивался, пережив ещё один мучительный день.
Внешне Сейджуро казался вполне нормальным и спокойным. Наверняка в школе никто ничего не смог заподозрить. Он и дома был таким же, как обычно, вот только его глаза… Были беспощадны ко всему. Он требовал от Куроко беспрекословного подчинения, порой лишая его возможности двигаться, видеть или говорить.
Ночи стали не менее мучительными, чем дни. Каждую ночь Акаши брал его, как тогда, в тот самый первый раз, что случился в доме Куроко после побега из клиники. Брал против воли, заставляя ощутить абсолютную власть. Это был тот же самый, второй Сейджуро, однако и он казался другим. Тогда, обозлённый на Куроко, он причинял ему боль и наслаждался его криками. Теперь же, Акаши пьянел просто от осознания того, что Тецуя принадлежит ему. Он не был с ним груб и не причинял сильной боли, но полностью овладевал им, контролировал и подчинял своей власти. Куроко слабел с каждым днём и не мог долго противостоять Сейджуро. Его тело быстро подчинилось своему хозяину, да и разум тоже не сопротивлялся. Тецуя ощущал себя послушной куклой, которая позволяет делать с ней всё, что угодно и выполняет все желания господина. Его тело стало доступным и податливым, он начинал чувствовать возбуждение, стоило лишь Акаши прикоснуться к нему. Он привык стоять перед ним на коленях, без одежды, со связанными руками и завязанными глазами. Его горло сдавливал кожаный ремень, а губы всё время были влажными. Он приучился громко стонать и кончать лишь от его толчков. Возбуждение и оргазм стали привычны его телу и превратились в своего рода рефлексы на появление Сейджуро. Тецуя делал это в надежде, что так ему удастся сфокусировать всё внимание, всю ярость и гнев Акаши на себе, но в то же время понимал, что это никуда не приведёт. Куроко был бы не против стать послушным рабом, лишь бы уберечь друзей и Акаши от самого себя, сделать так, чтобы тот не думал ни о чём, кроме него, но осознавал, что это — путь в никуда. Лишь отсрочка, тормозящая исход трагедии. Так не может продолжаться бесконечно, когда-нибудь всё рухнет.