Неяркий свет, стены белые, окна грязно-тусклые, но без решеток, во всяком случае, не тюрьма. Пробую шевельнуться, боль пронзает, кажется, все тело, но перевернуться на бок получается. Можно даже попытаться встать, но стены начинают вращаться чертовым калейдоскопным колесом. Да, комната круглая и вращается одновременно во все стороны, пожирая оскаленным ртом окон хвост двери. Цветной туман в глазах. Дверь шкафа замирает в своей агонии, превращается в крышку гроба, и из нее, громко смеясь, через высунутые мертвые языки выскакивают полуразложившиеся головы. Ты убил, ты убил, ты убил!!!! Мерзкий сатанинский смех. Куда-нибудь отсюда!!! Картинка меняется мгновенно. Гора, огромная, поглощающая половину вселенной, вершины не видно, она не в облаках, просто бесконечно далеко. Она тоже вращается, или я лечу вокруг нее. Я знаю, что за, там, где мне пока не видно, скрыто что-то чрезвычайно важное. Темнота…
III
– Здравствуйте, дорогой N. Как вы себя чувствуете?
– Где я?
– Сейчас в госпитале, вам здорово досталось, пришлось дать вам морфий. У вас есть родственники? Мы могли бы сообщить им о вас.
– Нет, увы, в этой части планеты я одинок.
– О, уже шутите, прекрасно. Отдыхайте, через час Вам принесут что-нибудь из еды, которую ваш организм будет готов сейчас принять, я зайду завтра.
Вот черт, паника удушливым комком подкатила к горлу. Мерзкая медицинская крыса! Накачали наркотиками! Наверняка, я в бреду наговорил неизвестно что! Скорее всего, вместо ужина меня ждет полиция! Бежать!
В медицинском халате? Беглый осмотр себя в мутное зеркало дал картинку более, чем безрадостную. Халат на голое тело, ничего из вещей. Стоит ли упоминать, что единственная ценная вещь – часы – пропала, санитарам же тоже надо семью кормить. Гормоны волнами прошлись по телу, и панику с агрессией сменило тупое безразличие, плавно перешедшее в ощущение, что все снова возвращается к основной линии течения жизни, что путь мой, пусть и неведомый, снова коснулся меня. Ладно, раз в данный момент влиять на события я не способен, осталось занять место поближе к сцене и насладиться представлением. Которое не заставило себя слишком долго ждать. Ужин был доставлен особой, чей облик менее всего сочетался с этой убогой богадельней. Я, придерживаясь взглядов, скорее, консервативных, особенно в вопросах общения между полами, слышал, конечно, о неких вакханалиях с переодеваниями, принятых в утомленных рутиной богемных кругах крупных городов, где одной из ролей была медсестра, несущая в себе все мыслимые в их темных головах пороки, но, безусловно, не то чтобы не участвовал, но и всяко подобные рассказы старался игнорировать. И вот, это была именно она, насколько я себе могу визуализировать слышанное. Халат, длины, не сказать неприличной, а, практически отсутствующий, с запАхом на сильно выдающейся груди таким, что плоть ее, подобно начинке пирога, выплескивалась от избыточного жара печи наружу. Алые губы и избыток теней и туши на глазах завершали картину. При всем этом маскараде она казалась мне чрезвычайно знакомой, словно осталось лишь сдернуть вуаль, скрывающую истинное лицо.
– Ваш ужин, N. Немного фуа-гра, ростбиф с кровью и бутылка бургундского. Если вы не против, я составлю вам компанию. Надеюсь, вы не возражаете против музыки? Врачи уверяют, что приятный аккомпанемент способствует хорошему пищеварению.
В руках у нее оказалась вытащенная неизвестно откуда (не позволил развиться пошлым мыслям дальше) флейта, из которой она тут же извлекла несколько приятных звуков. Бутылка уже была предусмотрительно открыта, а на подносе с отнюдь не больничным ужином оказалось два бокала, которые я и наполнил с подходящей абсурдности момента церемонностью. Жаль было прерывать неплохую игру, но низкие чувства в виде голода и жажды давали о себе знать.