Разговоры велись общего характера с железнодорожным уклоном, мне была поведана куча баек, некоторые, возможно, и правдивые. Были и пикантные истории, и душераздирающие описания крушений поездов, к счастью, мой собеседник был вполне удовлетворен возможностью с кем-то поговорить на равных, и я лишь иногда кивал, поглядывая на проносящиеся за окном освещенные солнцем луга, и потягивал виски. В общем, в Дувре мы расставались закадычными приятелями.
Погрузка прошла оперативно, я вернулся в купе к Аннет, она проснулась и находилась в хорошем расположении духа, щеки перестали быть мертвенно белыми. Я немного беспокоился по поводу ее возможной морской болезни в таком состоянии, сомнительно, что врачи поддержали бы мои действия, но я по ее просьбе дал ей выпить несколько глотков бренди. К счастью волнение на море отсутствовало, и мы добрались до Кале довольно быстро и без приключений. Никаких вопросов к нашим паспортам у таможенников не возникло. Когда за окном замелькал французский пейзаж, я поймал себя на ощущении, что не был на континенте целую вечность.
Ровный стук колес навевал спокойствие, но не дрему, было хорошее время, чтобы обдумать дальнейшие планы. Аннет полулежала, опершись на подушки, и смотрела на меня так, словно мы провели вместе целую вечность, но не надоели друг другу. Что ж, на грани смерти каждая секунда – вечность.
Итак, мы едем по маршруту, который нашим врагам известен, вероятно, о смерти соглядатая они узнают из вечерних газет, если, конечно, у них не было какого-то условленного механизма связи, типа телеграфирования с определенных пунктов, денег у нас на месяц, примерно, не слишком роскошной жизни, состояние Аннет определенно улучшается (надо бы проверить ее память), но явно не настолько, чтобы мы могли уйти от серьезной погони, идеально было бы затеряться в не очень большом и не самом туристическом городке, чтобы не привлекать к себе внимания и не нарваться случайно на ее знакомых, а там уже связаться с управляющим в Берлине и попросить выслать денег.
– Скажи, а мне приснился Всадник без головы, или он был на самом деле.
– Расскажи, что ты помнишь.
– Он преследовал нас. Потом то ли я убила его, то ли он меня, – тут она рассмеялась, с легкой гримасой боли. – А потом мой муж приехал, ой, или это он и был всадник? Кажется, он занимался конным спортом… Все, запуталась, не помню мужа, ну то есть, я помню, что была замужем, но совершенно не помню, когда и как он выглядел, может, как ты…
– Судя по документам, я и есть твой муж, – пора было переводить разговор в шутку.
– Перестань смеяться надо мной, я больная, но не дура.
– Прости, дорогая, я не хотел тебя обидеть, просто ты еще слишком не в форме, надо беречь силы.
– Мы скрываемся от кого-то? Что это за люди?
– … Пожалуй, да, что за люди – не знаю сам толком, если честно.
– Оставь меня, я обуза сейчас, сойди на станции, скройся, найдешь меня, как все уладится.
Вот уж в ее глазах было написано совершенно обратное, но спасибо за благородство, Аннет.
– Перестань такое говорить, никуда я тебя не оставлю, разберемся, пока поспи.
– Да, милый, я знаю, ты меня не бросишь, – роняя голову на подушку.
Теперь наступило самое время поразбирать тетрадь Ольги. Фолиант был написан разными руками, похоже, в разное время, некоторые станицы были вырваны, часть залита тушью. У меня возникли большие возможности по поводу дешифровки документа с помощью моей книги, но никаких других похожих на криптоинструменты источников в сумке не было, а не зря же она несла ее на встречу и не зря последние слова были о ней. Как, в сущности, я мало знал эту девушку…
Надо попробовать самую последнюю запись, скорее всего Ольга делала ее сама. Текст на последней странице выделялся, он был написан четко, аккуратно, с сильным нажимом, в таком гимназическом стиле. Вверху крупными цифрами 23, затем цифры помельче с пробелами и иногда буквами. Будем надеяться, что это все-таки номер страницы, а затем номера букв в строках, потому что шифрование – область явно вне моих способностей.