Выехать на север в то время было делом нелегким — за 14 лет советской власти он успел превратиться в страну лагерей и высылок. Ирина обратилась за помощью к оптинке Н. А. Павлович, которая работала в то время в Красном Кресте. Поначалу та не взялась хлопотать: «Не доедешь, не пропустят», но Ирина пламенно молилась, и обстоятельства стали ей благоприятствовать. В ту же ночь Павлович принесла пропуск, а утром стучится: «Давай деньги на билет». Оказалось, в Архангельск отправляют женщину — врача с подпорченными нервами, и ей срочно необходима попутчица.
Наконец поезд тронулся. Ирина сидит, стиснутая со всех сторон, прижимает к груди огромную корзину с гостинцами для ссыльных и не смеет верить своему счастью. По вагонам ходили чекисты, снимали всех незаконно проникших в вагон, но над Ириной как Ангел — Хранитель стоял. «Эту не трогайте, — сказал проводник, — она психическую везет», В Вологде проверка повторилась, и она опять уцелела…
Прибыли в Архангельск, а нужный рейс отменен, по реке сплавляют лес; между тем до Пинеги 220 км. Что делать? Расспросила людей, те подсказали другой путь. Кое‑как добралась на лошадях до Паленги, чтобы дальше плыть рекой — новая незадача, пароход только что ушел, а следующий через сутки. Куда деться? Спасибо, старушка богомольная приютила. Но напасть в одиночку не холит: корзинку с продуктами в багаже забыла, Собралась ехать обратно, да оказия случилась, начальник пристани спешил по делу в Архангельск и привез корзинку в целости и сохранности, лишь беззлобно подтрунил: «Эх, раззява»! Матушка Серафима запомнила: Николаем его! звали. Он‑то и посадил ее на буксирный паро-1 ход — сто километров, и она в Пинеге! Это было 1 9(21) июня 1931 года.
Дождь как из ведра, Ирина в одно мгновение вымокла до нитки. Пристани нет, голый берег, одинокая старуха стоит на берегу. «Как добраться до Козлово, деревня Валдокурье?» — спросила I Ирина: так назывался околоток, где жил о. Никкон. Слово за слово — выяснилось, у той старухи живет девять ссыльных священников. Ирина спешит к ним.
Батюшки сидели за столом в подвале. Про о. Никона сказали, что он очень плох, а до Козлово 8 километров. Объяснили дорогу, и она пошла, почти побежала. По — прежнему хлестал ливень, вода вдоль Пинеги разлилась по щиколотку.
— Не ходи здесь, опасно, лошадь недавно утопла, — посоветовал притулившийся на бережку мужик с удочкой и показал хорошую дорогу.
Только к полуночи добрела наша странница до Козлово, отыскала дом хозяйки, Александры Ефимовны Прялковой. О. Никон услыхал ее голос из комнаты и позвал:
— Мать Ирина, мать Ирина, войди!
Толкнула дверь и обмерла: две доски в углу, на
них скомканный соломенный матрац, вместо подушки одежда свернута, а сверху Батюшка в скуфейке, без белья, но в валенках, это в июньские- то дни! Бледный, измученный, но с необыкновенно счастливым, каким‑то сияющим лицом.
— Это дочь моя духовная приехала, — радостно сообщил он хозяйке. — А я тебя на неделю раньше ждал, ты меня обеспокоила, не едешь и не едешь…
До утра просидела инокиня Ирина рядом со своим духовным отцом и молилась всю ночь напролет, избегая малейшей паузы. Батюшка, казалось, не дышал, и ей становилось страшно: не умер ли? Усилием воли отгоняла вражий помысел, складывала руки на груди и, как учил ее старец Нектарий, повторяла: «От страха вражьего изми меня», только не трижды, а бесконечное число раз…
— Ты спала? — спросил утром о. Никон.
Ирина промолчала. Прочитав над Батюшкой
утренние молитвы, начала действовать. Сначала она достала с чердака старую кровать, набила матрац из сена и переложила туда больного. Сняла валенки, а там вши кишат, ноги как в муравейнике. «Господи!» — не сдержала ужаса Ирина, а у о. Никона другие заботы:
— Мне отец мой духовный, о. Паисий из скита Параклит, не разрешает самому причащаться, а сам приходит раз в неделю, по вторникам, мне этого мало…
Ирина испросила его благословения привести врача. Батюшка не возражал, но попросил попутно зайти в деревню к архимандриту Никите и игумену Зосиме, взять у них вина для причастия. Этих иноков из Зосимовой пустыни близ Загорска арестовали после всенощной на день И гнатия Богоносца и, даже не позволив взять теплую одежду, отправили с семьюстами монахами и священниками пешком по морозу на север. Старенький о. Зосима заболел, и его несли на руках