Отцы из Николы Большого Креста — церкви на Ильинке, где русское воинство, отправляясь в подход, всегда прикладывалось к большому распятию. Говорят, в одной деревне Сама Царица Небесная явилась некоей старушке с повелением принять гонимых, истопить им баньку и накормить, чем Бог послал…
Отыскала Ирина отцов, передала просьбу о. Никона. Назавтра пришел о. Зосима, принес Св. Дары, вино, а главное, разрешение от архимандрита Никиты Батюшке приобщаться самому. Большей радости о. Никону доставить было нельзя. С этого дня вплоть до 25 июня/7 июля он каждый день приобщался Св. Христовых Таин.
Келейником у Батюшки был о. Петр (Драчев), в прошлом садовник оптинского скита, молодой иеродьякон [15]. С Ириной у них взаимопонимания не сложилось: она считала, что он плохо ухаживал за о. Никоном, часто оставлял его одного, а о. Петр был уверен, что Ирина приехала в Пинегу против воли своего духовного отца. Но, обученные послушанию, они старались друг друга терпеть.
Однажды о. Никона навестил духовник о. Паисий, и Батюшка попросил его постричь инокиню Ирину в мантию. О. Паисий не смог этого исполнить, сославшись на отсутствие нужных книг и соответствующего облачения. Да и риск большой: до конца срока ему оставалось всего полгода, прознали бы власти — несдобровать, а он был человек осторожный.
Ирина ушам своим не поверила. Облачиться в мантию милость великая, достойна ли ее?
— Не будет этого, — скорбела она. — Если вы не постригли, никто не пострижет.
— Господь пошлет духовника, он все сделает как надо, — успокоил ее о. Никон.
Стояли белые ночи. Он мучился бессонницей. Ирина сидела рядом и слушала долгие батюшкины рассказы, как он жил эти четыре года пленения, что перечувствовал и понял. Наблюдая течение событий, говорил о. Никон, с поразительной ясностью можно усмотреть стечение обстоятельств. Ничто на свете не властно предупредить свершающегося, ибо оно свершается по суду Божию. Некого винить, злоба внутри нас. Сколько душа сумеет вместить скорбей, столько примет и благодати Божией. Так оставим несбыточные мечты о непосильных подвигах и в смирении начнем с терпения ежедневных наших скорбей. Все, что делает с нами жизнь, что делают с нами люди, будем считать праведным судом Божиим, для нашей же пользы. Бороться с людьми, причиняющими нам зло, не надо даже в помыслах своих, иначе бесы будут побеждать. За таких людей надо молиться. Никакое чтение, даже если ты прочла тома священных книг, не может дать того знания о жизни, какое дает сердечная молитва…
Батюшка не знал, будет ли он жить или умрет. Он признался Ирине, что несколько месяцев назад молился, чтобы Бог дал ему ответ на этот вопрос через кого‑либо из его духовных детей. Свои предчувствия на этот счет он считал субъективными и полностью доверять себе не мог. Тогда‑то Ирине и приснился сон про старца Варсонофия и кровать…
Однажды их навестила местная медсестра Софья, предложила свою помощь, но о. Никон отказался:
— За мной ходит моя духовная дочь, больше никого не нужно.
— Счастливая вы, за каким Батюшкой ухаживаете, — сказала, прощаясь, женщина. — От него же весь угол светится, — и перекрестилась.
За четыре дня до кончины Батюшки произошло знаменательное событие. Ирина хлопотала вокруг больного, когда он, внимательно глядя на дверь, вдруг раздельно произнес:
— Да — да, войдите. О, какое посещение… Ирина, что же ты? Пришел старец Макарий меня исповедовать, а ты не даешь ему стул.
Обмерла Ирина: не в бреду был о. Никон, не в беспамятстве, напротив, трезв и необычайно серьезен, никогда его таким не видела.
— Не обижайтесь на нее, — обратился он к кому-то незримому, — неопытная она. Выйди‑ка на пять минут, сестра Ирина, я поисповедуюсь…
Не зная, что и думать, она ушла на другую половину дома, откуда, казалось, целую вечность звучал ни на минуту не умолкающий батюшкин голос и она боялась расслышать слова этой таинственной исповеди…
Развязка приближалась. Легкие съежились, о. Никону становилось нечем дышать. «Дайте воздуху!» — временами невольно вырывалось у него. Будь ее воля, она бы разодрала свою собственную грудь, как чадолюбивая пеликаниха; но человеческой помощи есть предел, он непреступаем; дальше — одиночество, безусловное, окончательное. За три дня до кончины о. Никон снял с себя и подарил Ирине двухстороннюю серебряную иконочку: великомученица Варвара, Святитель Николай, которой его в свое время благословил еп. Трифон (Туркестанов), а также надел на нее нательный крестик. Матушка Серафима носит их и сейчас. «Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» (Мф. 27, 46) — это вопль из‑за той черты…
15
О. Петр (Драчев), впоследствии схиигумен Павел. Родом из Ельца. Работал садовником в оптинском скиту. После закрытия Оптиной пустыни жил в Московском Даниловом монастыре. После пинежской ссылки получил схиму в Почаеве. Жил долго, до 93–х лет, умер в 1981 году. Похоронен в селе Черкасы под городом Ефремовом Воронежской области.