Страницы жизни шамординской схимонахини Серафимы

СКАЗАНИЕ ОБ ОТЦЕ НИКОНЕ

Вот они — отошедшие братья
В чуть заметном сквозном венце.
Изорвалось в дороге платье,
Нн кровннкн в усталом лице.
По дорогам‑то, но дорогам,
По острогам‑то, но острогам
Сколько выхожено путей!
Помолитесь же ради Бога
О душе смятенной моей!
Вот одни — рыжевато — русый,
Поглядел, покачал головой.
Умирал он с молитвой Иисусовой,
Догорая свечой восковой.
Без друзей тосковал он в изгнании
И остатками гаснущих сил,
В умилении и покаянии
Имя Оптиной часто твердил.
Широка, прозрачна Пинега,
Широки заливные луга.
А пески‑то белее снега,
А мягки — утонет нога.
Жарким летом, по травам длинным,
По сыпучим речным пескам
На полозьях везли домовину,
Был усопший легок и прям.
А за гробом плелась Ириша.
Послужила отцу она
Всех послушней, нежней и тише,
И до смерти была верна.
И при ней‑то, в смертном томлении,
Приподнялся больной и сказал:
«Вот какое к нам посещение!
Дай же стул!» — и лицом просиял.
«Это старец Макарий, родная!
Он пришел исповедать меня».
И горела заря, не сгорая,
Купиной золотого огня.
И незримая длилась беседа,
А Ириша не смела прервать.
Или бред? Но ведь не было бреда.
Или сон? Не ложился он спать.
А когда духовник сокровенный
Отошел в предрассветную синь, —
Лик спокойный, счастливый, блаженный
Чуть желтел среди белых простынь.

(Н. Павлович)

Немножко придя в себя, через месяц, Ирина подробно записала все случившееся в далекой северной Пинеге, озаглавив свои записи: «Воспоминания о последних днях жизни и смерти моего духовного отца и руководителя». 1931 г., 13 августа. «Вечная тебе память, дорогой отец и благодетель души моей! Глубока рана, нанесенная моему сердцу кончиною твоею! Рана так глубока, что малейшее прикосновение к ней производит болезненное ощущение» — так кончаются эти воспоминания, но не кончается жизнь инокини Ирины, она не прошла еще и половины отмеренного ей пути…

Начало работы Оптиной пустыни по составлению жития о. Никона совпало со столетием со дня его рожденья (1888–1988), что само по себе не случайно. На поиски могилы о. Никона выехали иеромонах о. Феофилакт, послушник Евгений к зав. церковно — историческим кабинетом Свято Данилова монастыря Г. М. Зеленская. Будучи в Москве, оптинские иноки заехали к духовному сыну о. Никона, о. Василию (Евдокимову) расспросить, что он знает о месте захоронения о. Никона. О. Василий сказал, что в тех местах было укрупнение, возможно, кладбище и не сохранилось. Одновременно он благословил на перенос мощей о. Нектария в Оптину пустынь. «Осторожно копайте, может быть, найдете», — сказал о. Василий, Дело в том, что когда в 30–х годах могилу старца Нектария раскопали хулиганы и духовные дети совершили перезахоронение, Н. Павлович намеренно распустила слух, что они похоронили его где‑то в поле, а могилу оставили для поминовения.

Братья благополучно доехали до Архангельска, оттуда перелетели местным самолетиком в Пинегу. Деревня Валдокурье стоит по — прежнему, Только церкви там уже нет: клуб, разместившийся в бывшем храме, сгорел в 70–х годах. Знаменарельно, что в околотке Козлово сохранился единственный дом: где умер о. Никон. Бывшая хозяйка Александра Ефимовна Прялкова не гак давно умерла — ей тоже выпала долгая жизнь; теперь там живут А. И. Ярунов с супругой. В доме сохранилась икона Тайной Вечери, та самая, перед которой молился о. Никон, матушка Серафима признала ее на фотографии. Она же подробно описала место захоронения.

Краеведческий музей пос. Пинега сведениями о ссыльных священниках не располагал, зато здесь рассказали о бывшем неподалеку Кулой-лагере и Троицком соборе, взорванном в начале 30–х годов. Судьба людей, принимавших участие в ликвидации храма, незавидна: один застрелился, другой повесился, третьего парализовало.

Старое кладбище располагается близ околотка Моисеевщина. Оно представляет собой холм с разновременными захоронениями, последние из которых относятся к началу 60–х годов. Большая часть крестов сохранилась фрагментарно. Один из них по месту расположения, а также по остову и составу древесины соответствует описанию креста на могиле батюшки Никона.