Мария Артамоновна однозначно когда-то была красавицей, до сих пор оставаясь яркой женщиной со своей изюминкой. Но вот глаза… Пустые, холодные, словно из бесцветного стекла, отталкивали, показывая истинную сущность этой дамы. Глядя в них, у меня возникло стойкое ощущение, что с этой змеюкой общий язык мы вряд ли найдём.
— Ах ты ж… — отмерла она и разразилась такой площадной бранью, которой пьяные матросы позавидуют.
Ох, и интересная судьба, видать, была у этой “Мэри” до встречи с моим отцом, раз подобные выраженьица знает. В благородных семьях такому вряд ли учат. И ведь раньше она себе подобного ни разу не позволяла. Значит, основательно зацепила мачеху за живое.
Дав ей выпустить пар, я продолжила, как ни в чём не бывало.
— Многие слова, Мария Артамоновна, мне не знакомы, но общую суть вашего эмоционального посыла уловила.
— Мэри Артамоновна! Только так! — немного придя в себя, зло процедила она. — И если ты, неблагодарная, ещё раз меня назовёшь неподобающим образом, то…
— Вы про чай не забыли? — перебиваю её.
— Какой чай? — растерялась женщина от подобного перескакивания на другую тему.
— Горячий. В моей комнате через пять минут.
— Я…
— Вот и славно! Жду! — опять не даю ей раскрыть рта. — А сейчас извините, но хотелось бы побыть одной.
После этого поднимаюсь по лестнице, равнодушно обхожу скандалистку, словно предмет мебели, случайно попавшийся на пути, и по длинному коридору иду в свою комнату. Только оказавшись в ней и закрыв дверь на щеколду, обессиленно сажусь на пол.
Как бы я ни хотела казаться внешне хладнокровной, но этот короткий разговор морально вымотал меня. Всему виной прошлая Лиза, которой сейчас во мне нет, но некоторые её эмоции ещё свежи в памяти. Девушка была в полной эмоциональной зависимости от мачехи. Она боялась её. Боялась и своего сводного братца Вольдемара, который был старше на три года.
По хорошему счёту, Лиза боялась всего на свете, но эту парочку — особенно. И мать с сынишкой этим постоянно пользовались, различными способами культивируя различные фобии в неокрепшей психике, всё больше и больше загоняя Лизу в жёсткое депрессивное состояние.
Отдышавшись, встала и принялась рассматривать свою комнату. Стены покрыты выцветшими синими обоями в белый цветочек. Железная кровать с простеньким покрывалом, на котором пирамидкой лежат три подушки. Подошла, потрогала их — свалявшиеся перья внутри. Рядом примостился комод, на котором стоит подсвечник и небольшая, плохо нарисованная картина в замысловатой, с различными финтифлюшками рамке. Это портрет моего отца… Лизиного. Она очень любила его и болезненно переживала утрату самого дорогого ей человека.
У другой стены шкаф и дамский столик с большим, но очень мутным, со сколами зеркалом. Скинув с себя шубку, я подошла к нему и впервые смогла нормально изучить своё новое тело.
Худенькая девушка лет двадцати смотрела на меня грустными глазами, вокруг которых ещё не сошли тёмные круги, оставшиеся после тяжёлой болезни. Полные губы, хоть и потрескавшиеся, но не оставалось никаких сомнений, что в нормальном состоянии они очень даже соблазнительно должны выглядеть.
Маленький аккуратненький носик с чуть проступающими веснушками, ямочки на щеках. Глаза… Странный оттенок. Ближе к голубому, хотя это не точно из-за отвратительного зеркала, да ещё и при не самом хорошем освещении. Могут оказаться и светло-серыми.
Но особенно поразили волосы! Густые! Ярко-рыжие! Я и раньше понимала, что не блондинка. Только совсем другое дело увидеть такое роскошество со стороны. В прошлой жизни мне с ними не повезло — жиденькие, блёклые. Отчего я иногда комплексовала и слегка завидовала обладательницам настоящих “грив”. Ну хоть что-то хорошее!
Хотя… Признаться, грех жаловаться и на остальное. Немного отъесться, привести себя в порядок, и уверена, что у ног такой нестандартной красотки мужики штабелями укладываться будут. Правда, оно мне надо? Ладно! Посмотрим! Не до них сейчас!
Рядом со столиком платяной шкаф и этажерка с несколькими полочками, забитыми старыми массивными книгами. Почти все со стихами и любовными романами. Это наследие от мамы, которое отец трепетно хранил. Всё уже зачитано до дыр и, кажется, помню каждую строчку. Незамысловатая беллетристика, плавно переходящая в откровенную бульварщину. Ничего путного.
Жаль. Мне бы сейчас пригодилось что-то более познавательное в виде справочников и научных трудов. Я очень мало помню про это время. Катастрофически мало! А Лиза… Мягко выражаясь, образованием она не блистала.