Так вот, вчерась приезжали к ним барыня. В дом войти побоялася: Кривуша ей сказала, что дюже заразный мужик у ней тама лежит. Но вот всё про какое-то зелье расспрашивала и сильно гневалася, что от него спать хочется беспробудно и нечистая сила мерещится.
Кривуша ей и попеняла, что та много его пьёт. Мэри Артамоновна ещё больше осерчала и прям как гаркнет, что это не её, простолюдинская, значит, забота дела благородных. И пригрозила, что ежели Кривуша ей не отольёт такой настойки, чтобы и на душе блаженство было, и спать не хотелось, то пусть катится с её земель куда подальше.
Наша ведунья ей бутыль и принесла.
Барыня тута сразу домой довольная отбыла, а вот Кривуша ещё довольней осталась. Велела тебе передать, что там никакого дурману нету, а токмо травки полезные. Пейте на здоровьечко, значит.
— Получается, что обманула обманщицу баба Света? — улыбнулась я.
— Обманула. Как есть обманула… А то, что по имени Кривуша называть разрешила, то вы, Лизавета Васильевна, остерегайтеся. Кого так приветила, те все плохо кончили. Заболевали и мёрли в том же годе. Всего три бабы, но люди помнят всё…
— Спасибо, дедушка.
— Да проку от того спасибу! Бережите себя. Ну а мне пора. Кривуша сказала Устьку к вечору забрать и больше к ней не пущать.
— Набедокурила чего?
— Да хоть и набедокурила, ругать не стану. Слыхал сегодня, что тож “бабсветкать” стала. Надо её подальше от этой ведьмы схоронить. Прощевайте! Мне ещё за дровами надоть.
13
Ночь. Скоро настанет рассвет, а я до сих пор не ложилась спать. Не могу. Смотрю сквозь подёрнутое морозными узорами окно на звёзды и размышляю о завтрашнем дне. Время пришло. Я и мачеха получили официальное приглашение к барону Семёну Ивановичу Трузину.
Когда Мэри Артамоновна торжественно мне зачитала его, то от волнения я чуть не вышла из образа “обдолбанной” падчерицы. Вяло кивнула и, как сомнамбула, пошла в свою комнату. К такому моему поведению мачеха привыкла за последние дни, поэтому должна легко списать на эффект нового сильнодействующего зелья. Там целый день и просидела. Лишь только Стеша заглянула ко мне перед сном. Она теперь от меня ни на шаг не отходит, постоянно пытаясь окружить заботой в своё свободное время, которого не так уж и много.
— Какое красивое! — искренне восхитилась девушка, увидев пышное голубое платье, висящее на манекене. — А рюши-то, рюши! И вышивка! Видать сразу, что мастерица старалася. Ох, мне бы так уметь, я б тадысь царицею ходила, а не голодранкой сиротской.
— Подарок от барона Трузина, — нехотя ответила я, с презрением посмотрев на это действительно великолепное платье. — Вместе с приглашением прислал.
— Видать, сильно по вам сохнет, раз такие подарочки делает.
— Ага. Сохнет, да не по мне и не тем местом. Ты вот что, Стеша. Завтра, как только мы уедем, беги сестру проведать.
— Не, Лизавета Васильевна, — вздохнула она. — Никак нельзя. Тётка Глафира барыне обязательно наябедничает. Она ж на меня и Марфу, как собака злая рычит. И раньше покою от ейного пригляда не было, хотя мы завсегда старалися. А уж если отлынивать от работы буду, то совсем худо станет.
— За что ж Глашка вас так не любит?
— А она никого не любит. У кого чего ладное приключится, то аж зубами скрипит. И ещё… — перешла Стешка на шёпот. — Видела, как она из вашей горницы ту книжку, где постоянно пишите, к барыне несла. А потом обратно. Небось, порчу через неё наводили. Вы уж окропите вещицу водой святой, чтобы чего худого не случилось.
— Пусть носит, — отмахнулась я, отметив про себя, через кого доходят мои послания до адресата. — Это невелика беда. И завтра иди смело. Поверь, что когда приедем, то всем не до тебя будет.
— Как жешь! А праздничный ужин кто готовить будет?
— Праздничный? Дам тебе совет: во время него держись от столовой подальше, чтобы тарелка в голову ненароком не прилетела.
— Как-то странно гулять собираетесь…
— Не твоего это ума дело. Я тебе сказала, а ты дальше сама думай, как завтрашнее “веселье” пережить.
Немного постояв и в размышлениях почесав макушку, девушка приняла соломоново решение.
— К Марфе сбегаю, а в вечор рядом с вами буду, раз такие страсти намечаются. Будет барыня на вас злиться, то на меня укажите. Мол, виноватая Стешка! Мне к наказаниям не привыкать. Оттаскают за косы и успокоятся.