Решено. С утра наведаюсь к нему, а дальше начну действовать по обстоятельствам. А теперь спать!
Проснувшись, спустилась во двор. Конюх Макар, молодой статный парень с простодушным рябым лицом, как всегда возился около трёх наших лошадок. При отце их было намного больше, но…
— Макар, запрягай сани. Мне нужно в деревню, — приказала я.
— Не велено, — смущённо ответил он и, схватив охапку сена, куда-то с ней попёрся.
Чёрт! Я совсем забыла, на каких правах здесь ютилась бедная Лиза! Благодаря мачехе она была как привидение: вроде бы и есть человек, а вроде бы и нет. Разговаривать с падчерицей Мэри строго-настрого запретила всей дворовой челяди, полностью ограничив круг общения до себя, Вольдемара и пары служанок в доме. Странно, что от такой жизни Елизавета раньше в прорубь не сиганула.
Недолго думая, направилась к мачехе. Та сидела у себя в роскошном пеньюаре и раскладывала за туалетным столиком карточный пасьянс, одновременно любуясь собственным отражением в зеркале.
— Утро доброе, Мария Артамоновна. Скучаете? Сейчас повеселю. Собирайте слуг и объявляйте, что временно передаёте все хозяйские полномочия в мои руки.
— Хозяйка здесь я, и другой не будет, — не поворачивая головы, равнодушно ответила она. — Если ты не можешь справиться даже со слугами…
— Отлично! — перебила я. — Значит, поднимайтесь, одевайтесь и поезжайте в деревню. Нужно понять, насколько можно крестьянам повысить плату за аренду земель. Допускаю, что и по количеству проживающего народа могут быть несостыковки. Деревенские, хоть и неграмотные, но плодятся как кролики. Платят же, как и пять лет назад, не учитывая новые рты. Всех нужно пересчитать поголовно, не забывая и про хутора.
Услышав про халявную выгоду, Мэри оживилась.
— Да! Это может быть! Езжай!
— Нет. Вы же заявили, что хозяйка одна, поэтому сами отдувайтесь. У меня ещё много чего припасено для того, чтобы улучшить наше положение. И бегать каждый раз к вам за разрешением приказать дворовым я не намерена.
— Хорошо… — нехотя согласилась мачеха и громко крикнула. — Глашка! Собирай всех бездельников во дворе! Говорить с ними буду!
17
Импровизированный митинг, который мачеха устроила прямо на крыльце своего дома, сильно озадачил челядь. Виданное ли дело, чтобы барыня сама отдала часть своих хозяйских полномочий в руки той, с кем ещё утром разговаривать запрещалось.
— Теперь ты сама, раз напросилась! — пренебрежительно выплюнула мне Мэри и скрылась в доме, кутаясь в свою роскошную соболиную шубу.
Я оглядела народ. Все молча стоят и пялятся на меня, как бараны на новые ворота. Хотела обратиться с пламенной речью, посулив блага и процветание, но поняла, что это бесполезно. Не привыкли пока забитые крестьяне к хорошему обращению и могут мою мягкость принять за слабость. Потом начнут расслабляться, плевать на мои распоряжения. И чтобы привести их в чувство, придётся закручивать гайки. Послабление для затюканных слуг, конечно, будут, но вводить их надо постепенно, давая освоиться крестьянскому классу. Сразу хорошо иногда бывает плохо.
— Макар! — рявкнула я.
— Ась?
— Хренась! Я тебе что сказала сделать? Почему сани до сих пор не запряжены? Хочешь сам в хомут вместо лошади залезть? Я тебе устрою такое!
Конюха как ветром сдуло. Я же продолжила профилактическую лекцию.
— А остальные чего? На меня не налюбовались? Ещё все успеете и не по разу! Если забыли свои обязанности, то подходите к Стешке, она вмиг работу придумает!
Раскланявшись, народ быстро рассосался. Я же через полчаса выехала из ворот усадьбы в сторону деревни.
Дед Прохор был дома и колол дрова. Несмотря на свой преклонный возраст, махал топором так, что казалось, вместе с поленом разрубит и пень, на котором оно стоит. Вот силушка богатырская. Сразу видно, что всю жизнь в тяжёлом труде провёл, а не за компьютером.
— Здравствуй, дедушка! — тепло улыбнулась я. — Бог в помощь!
— И ты здрав будь, Лизавета Васильевна, — положив топор в снег, поклонился он. — Печаль какая? Али к Кривуше надобно?
— Разговор серьёзный. Пойдём-ка в избу.
В ней от предложенного угощения отказалась и сразу приступила к делу.
— Ты для Марии Артамоновны с людей подати собираешь?
— Есть такое, — вздохнул он. — Словно тать по дворам шастаю. На душе тяжко от ентой работёнки. Токмо куда деваться? Всё равно нести надоть… А ежели заместо меня хитрован какой встанет и себе за пазуху утаивать будет? Не! Я хоть по-божески с людями.