— А записи какие-нибудь ведёшь? С какого двора сколько взял?
— Без ентого никак. У меня даже книжонка есть.
— Превосходно. Вот она-то мне и нужна. И ещё хочу узнать, как всё происходит. Например, как рассчитываете количество отдаваемого зерна и сколько это равняется, если пересчитать на мясо или рыбу. Расскажи, пожалуйста.
Прохор долго и сбивчиво объяснял, часто меняя тему и вплетая в рассказ какие-то деревенские истории про того или иного селянина. С грехом пополам, но общую суть уловила.
— А кто подсчитывает, сколько народу в той или иной избе живёт? — задала я следующий вопрос.
— Я, кто ж ещё. Остальные токмо лбом пеньки считать умеют.
— И как у тебя так получается, что за несколько лет цифры не менялись? Никто не умирает и не рождается?
— Енто, — замялся дед, и его глаза забегали, как у проворовавшегося продавца, которого поймали за руку. — То тадысь эко как… Однако кто его знает…
— Не юли! — хлопнула я ладонью по столу. — Быстро рассказывай!
— Грех мой, Лизавета Васильевна, — нехотя признался он. — Мэри Артамоновна как хозяйкой стала, так подати за землю увеличила не по-божески. И тут, в аккурат с ентим, детишек понарожалось много. Пруть и пруть из баб, будто мёдом им тутась намазано.
С младенцев тоже плату брать надо, а они не помощники в хозяйстве. Только рты разевают, да хлеба просют. Один с них убыток, пока в силу не войдут. Буду трясти и за них ещё, так некоторые хозяева по миру пойдуть. И без ентого стонут люди от такого оброка. Ещё чуток и побежит народец к другим господам. Вот и оставляю всё по-прежнему. Виноватый…
— Очень сильно налог подняла?
— Страсть, как сильно!
— Понятно…
Я посидела и немного подумала, усваивая новую информацию. Не очень хорошо всё выходит. Изначально я рассчитывала полностью понять систему и оптимизировать её, беря арендную плату не чем попало, а только выгодными продуктами. Но сейчас вижу, что всё менять придётся во вред своему кошельку.
— Вот что, Прохор, — сказала, подавив небольшую внутреннюю жабу. — Я должна посчитать всех живущих на наших землях. Ты поедешь со мной…
— Извиняйте, Лизавета Васильевна, — решительно встал он и поклонился. — То без меня. Потом не смогу людям в глаза смотреть, последний кусок хлеба у них забрав. Хоть кляните, хоть порите: никак не могу!
— Сядь, не перебивай и дослушай меня до конца! Платить будешь по-старому и даже чуть меньше. После пересчёта специально сокращу количество людей, но не сильно, чтобы не вызывать у мачехи подозрений. Летом заново вас всех пересчитаю и опять недосчитаюсь десяток-другой. Проверять меня никто не будет, поэтому немного ваше бремя облегчу.
— Как жешь это так, матушка?! — округлил от удивления глаза Прохор.
— А вот так. Но если ляпнешь хоть одной живой душе, то я твою бороду лично на тележное колесо намотаю и лошадку галопом пущу.
— Ох, и добрая вы, Лизавета Васильевна… Детишек, стал быть, пожалели!
— Не только их.
— Благодарствую, — прослезился старик. — В церкви буду, свечку во здравие ваше поставлю. Токмо зачем народец пересчитывать, раз счёт неправильный?
— Зато правильный вопрос. Завтра ты заезжаешь за мной в усадьбу, но мы не по домам поедем, а в город. Тайно! Я не была в нём с момента смерти отца и даже примерно не представляю, что там творится. Нужно оценить обстановку.
— Непременно буду! — опять вскочил он и начал кланяться. — Вот ведь радость-то какая на нашу голову свалилася!
Приехав обратно домой, сразу же прошла в свой кабинет и стала сверять записи Прохора с тем, что принимала Глафира. Но до конца каракули деда даже разбирать не стала, через десяток страниц выявив нестыковку. Мои лёгкие подозрения подтвердились: Глафира нагло воровала, записывая в тетрадь “Крестьянские подати” меньше, чем отстёгивали крестьяне.
Скорее всего, обворовывала, уменьшая ещё и количество проданного в городе товара. Мэри свою служанку вряд ли проверяла, а та пользовалась полученной возможностью подзаработать дважды. Вначале на крестьянах завышенными податями, а потом и на собственной хозяйке — городскими махинациями.
Это, конечно, мерзко, но если настучать по вороватым рукам Глафиры, то можно повысить доходы поместья, одновременно ещё больше снизив бремя трудового народа.
— Стеша, — позвала я служанку. — Скажи, а с кем Глашка в Кузьминск ездила?
— С Макаром.
— Пойдём-ка к нему.
Увидев нас, конюх насторожился.