В конце концов сообразительнее оказалась Женя.
— Вы здорово играете.
— Ну, да, — на автомате согласился Максим. И поспешно добавил: — А вы — здорово поддерживаете.
И, коротко глянув друг другу в глаза, сдавленно хихикнули: оба знали о себе, что это не совсем правда.
Теперь нить разговора ухватил Максим:
— Как твоя сестра?
— Таня? — Женя оживилась. — Кажется, она впечатлилась. Теперь её знает весь лагерь, а она, кажется, с каждым днём выдумывает всё новые подробности. Скоро это будет не маньяк, а клоун с ножами вместо пальцев и на гоночном болиде.
Максим засмеялся. Они, как-то не сговариваясь, пошли по тропе рядом, очень близко друг к другу. К Жениному лёгкому шагу было очень просто приспосабливаться.
— Ты где-то уже занимался спортом?
— Я? Нет, а ты?
— Тоже.
Незаметно они подошли к её к корпусу, из которого во всю раздавалась музыка — что-то лёгкое, по-летнему тёплое. Несмотря на то, что ветер задувал уже вовсю.
— Спасибо, что проводил, — развернулась к Максиму Женя. — А то мало ли, что со мной могло случиться…
На секунду Максиму почудился в её голосе сарказм, и он настороженно вцепился глазами в её лицо. Но, обрамлённое светлыми волосами, оно выражало такое спокойствие, а на губах играла такая открытая улыбка, что думать о возможной стервозности не хотелось.
— Пожалуйста, — тоже улыбнулся Максим. — Всегда рад возможности тебя спасти.
Фраза вырвалась у него сама собой. И тут же вернула его лицу ощущение только закончившейся тренировки — в него ударил стыд. Слова показались какими-то слишком откровенными и глупыми.
Женя смущённо потупилась.
— Ладно, я пойду, — уже едва слышно пробормотал Максим и торопливо развернулся. Пылали не только щёки, но уже вся голова. Он ускорил шаг.
И вдруг до его ушей донеслось весьма бодрое Женино:
— Пока!
Он ещё больше ускорил шаг, но общая температура пылания, кажется, снизилась.
А Женька смотрела ему вслед, прикусывая изнутри нижнюю губу, чтобы улыбаться не совсем уж как дуре. Его слова эхом повторялись у неё в ушах и почему-то отдавались где-то в сердце.
Женька прикрыла глаза и потрясла головой, чтобы хоть немного отогнать это чувство и прийти в себя. И сразу вспомнила, что заготовила для встречи с этим парнем насущный вопрос: как назывался тот странный кустарник, который изучал Макс?
Не то, чтобы её сильно это интересовало, но другого повода завязать разговора что-то не находилось. А потом неожиданно и этот повод к слову не пришёлся.
Женьку вдруг настигло неумолимое желание прямо сейчас этот вопрос задать. Конечно, интереса в местной флоре у неё спонтанно не отросло. Но жгучая потребность догнать Макса стала покалывать ноги, из которых мигом испарилась вся тренировочная усталость. И плевать на начинающий накрапывать дождь.
Макс, конечно, уже давно из вида скрылся. Но шанс нагнать его оставался. Женька ускорилась. И если бы не оклик из проскакивающей мимо беседки, то непременно нагнала бы.
— Эй!
Женька машинально остановилась. У неё вообще будто в крови была привычка слушаться, которая, кажется, сильно не нравилась маме даже в детстве.
В витой беседке, покрытой лазурной краской и навевающей мысли о симпатичной птичьей клетке, стоял Лев — вожатый восьмого отряда. Сначала Женька радостно подумала, что обращался он не к ней собралась было дёрнуться дальше. Но его внимательные, тёмные глаза устремлялись прямо она неё, а в округе ни души.
Дураков не было шляться под вполне осязаемым уже дождём — тяжёлые капли противно шлёпали по лицу, бухали в голову и холодом оставались на желтой футболке, оставляя после себя большие круги на ткани — словно следы пуль.
— Куда это ты? Дождь уже вовсю… Иди сюда.
И Женя… пошла.
Не потому, что боялась растаять. Просто когда кто-то взрослый приводил какие-то аргументы, Женьке автоматически хотелось с ними согласиться. А под дождём действительно ходить нельзя — можно и простыть.
Она пошла по направлению к беседке. По мере приближения лазурная краска переставала казаться ровной, а сама конструкция беседки ажурной. То тут, то там проступали облупившиеся плеши, а кривизна деревяшек отдавала общей небрежностью.
Лев стоял, упираясь локтем в беседочный угол выше головы. Ноги его образовывали диагональ с телом, скрестившись стопами к нижнем углу. Лев надёжно перекрывал вход в беседку, одновременно демонстрируя весьма атлетичную фигуру — он-то со спортом дружил и вообще учился на физрука. Хоть в «Юннате» и не особо стремился к педагогической работе.