Женька остановилась, не доходя пары шагов до порога беседки. Дождь уже рисковал перерасти в ливень. Разочарованно подумала, что уже в любом случае не догонит Максима. И подняла на Льва взгляд со следами раздражения.
Тот, не спуская с лица лёгкой улыбки, окинул её взглядом сверху вниз. А когда встретился глазами, его брови заметно дёрнулись вверх.
Он оттолкнул себя от деревянной конструкции, становясь ровно. Женя ожидала, что он сейчас сделает шаг назад — всё-таки не мокнуть же перед беседкой до конца дождя. Но Лев вдруг протянул ей свою большую раскрытую ладонь с очень чётко очерченными линиями судьбы.
В первую секунду она не поняла, что Лев хочет у неё забрать. А потом в голове всплыл образ.
Что-то вроде книжного Петербурга с его вечными дождями и туманами. Большая карета, в дверях которой появляется дама в бархатном платье и муфточкой на уровне груди. У кареты стоит джентльмен в высокой шляпе цилиндром и, протянув руку, ждёт, пока дама её примет.
В таких сценах — на картинах, в книгах или кино — Женьке всегда виделось что-то возвышенное. И ей нравилось наблюдать подобное даже в «современной аранжировке». Когда мужчина подаёт руку женщине, помогая.
И жаль, что с мамой обычно такого не прокатывало — она имела способность выскочить из машины первой, иногда даже в процессе парковки и унестись куда-нибудь, оставляя семейство самим решать мелкие вопросы типа нормального закрывания дверей. А вот со Светой такое получалось часто. И папа галантно подавал ей ладонь.
А теперь ладонь подавали Женьке. Лев. Она на секунду уставилась на неё — бугристую и на вид тяжёлую. С длинными пальцами, каждый из которых напоминал рукоятку отвёртки. А потом будто кто-то в голове начал её подгонять — что стоит сейчас Женя как дура, мокнет и вообще по всем параметрам напоминает остолопа. Так что её ладонь сама собой дёрнулась вверх и торопливо легла в предложенную руку.
Отвёрточные пальцы в мгновение ока обхватили её, и ладонь потерялась среди смуглого оттенка чужой кожи. Женьку потянули вперёд, и она по инерции зашагнула на низкую ступеньку — беседка стояла на небольшом фундаменте.
Лев, двинувшись спиной вперёд, исчез внутри, утягивая за собой внутрь беседки и Женьку. Там она быстро огляделась — ничего необычного, только скамейка вдоль многоугольной стены и круглый столик в середине, на который облокотился Лев.
Руку её он уже выпустил, и Женя почувствовала, как разлепляются пальцы.
— Ты Снегурочка, что ли? — с лёгкой ухмылкой спросил Лев, уже не стесняясь оглядывая Женьку.
— Что? — не поняла та, мельком косясь глазами вниз в попытке понять, о чём говорит чужой вожатый.
— Она вроде под дождём весенним таять собиралась, — уточнил Лев, и Женя припомнила кадры из старого мультика.
— А… нет, — смущённо засмеялась она, не зная, что ещё ответить. И просто посмотрела на него.
Женя ещё не знала, но взгляд в подобных ситуациях у неё получился какой-то быстрый и воздушный, прямо из-под стрелок ресниц. Если бы кто-то попросил его повторить, то девушка ни за что не поняла бы, о чём они. И изобразила бы, скорее всего, что-нибудь жалкое. А вот если не думая, спонтанно…
Лев как-то протяжно хмыкнул, и Женька не поняла, с чем это связано. И тупо посмотрела в дощатый пол.
Неизвестно почему, но при беседе со взрослыми на неё зачастую нападал ступор. Несмотря на то, что сама она уже почти взрослая. Начался этот ступор примерно лет в двенадцать, когда дети окончательно выходят из детского возраста. Тогда Женька и начала ловить на себе эти взгляды…
Обычно от мужчин сильно старше, но иногда и от старшеклассников. Когда чужие глаза выцепляют, будто спотыкаются об тебя в толпе. Вроде уже и скользит дальше, но что-то притягивает его обратно. Глаза становятся сосредоточенными и внимательными. Будто смотрят не столько на тебя, сколько насквозь. Прямо через одежду. И будто вокруг тебя и смотрящего начинает появляться прозрачный кокон, ненавязчиво отделяющий вас ото всех. Иногда мужчина начинал расплывчато улыбаться. Но чаще взгляд его становился злым. Будто он ненавидел и презирал Женьку. Или даже хотел её убить.
Женьку это ужасно пугало. Начинало стучать сердце и холодеть коленки. Даже после того, как зрительный контакт разрывается. У Женьки оставалось ощущение своей неправильности и смутной вины.
Именно тогда она стала побаиваться ходить куда-то одна. И стала повсюду таскать с собой Таньку, которая поначалу вредничала, но быстро привыкла. А вместе с Танькой то ли взгляды становились обычными, то ли Женька переставала быть такой трусихой.
А чем старше Женька становилась, тем реже уже натыкалась на эти колючие, как спицы, глаза. К её семнадцати всё это прекратилось. Да и за всю жизнь ничего опасного или угрожающего с Женькой ни раз не случилось. Но нет-нет, а отложившееся где-то опасение временами всплывало в совершенно обыденных ситуациях.