Тогда мы должны будем вновь обратиться к произведениям названных выше авторов. В них будут обнаружены некоторые философские рассуждения — более подробные у Шопенгауэра, менее подробные у М.К.Ганди, еще более лапидарные у М. Л. Кинга. Нам предстоит выяснить, имеют ли эти философские рассуждения связь с этической и политической доктриной ненасилия — или же они случайны, необязательны и никакой связи с этой доктриной не имеют.
Если рассматривать под таким углом философию ненасилия, то мы увидим, что различные ее представители по-разному относились к общефилософскому обоснованию своей этической позиции. Так, Будда — судя по легендам о нем, — оставлял без ответа те философские вопросы, которые не имели непосредственного отношения к спасению человека. Показательна в этом плане его притча о человеке, который был ранен стрелой, а врач отказался извлекать ее, пока не узнает все о происхождении стрелы, о том, кто ее выпустил, в какой ситуации это произошло и т. д. Смысл аллегории понятен: человек страдает, ведя ту жизнь, в которую его вовлекли необузданные желания. Человека надо избавить от страдания, предложив ему этический путь к спасению, а вовсе не выяснять каким образом устроен мир, приносящий страдания.
Однако последователи Будды вовсе не считали, что весь буддизм сводится только к этике, тогда как философская концепция мира не имеет никакого значения или вовсе не может быть создана. Вначале это проявилось в представлении о том, что Будде известны все истины мира, но оно просто не находит нужным сообщать их спасаемому человеку. Больше того, мы находим у представителей буддизма весьма своеобразное, но достаточно развитое учение о происхождении мира — точнее о вечном повторении циклов, которое начинается с возникновения Богов и мира, а заканчивается циклами человеческой истории. (Речь об этой концепции пойдет в соответствующей главе.)
В учении Христа этическая проблематика однозначно преобладает. Можно было бы даже сказать, что его учение носит исключительно этический характер — если упустить из внимания тот факт, что Христос просто опирается на «онтологию и гносеологию» священного писания. Беседуя с Сатаной в пустыне, он прямо ссылается на Писание, не желая повторять то, что уже было сказано в нем.
У А. Шопенгауэра, напротив, доминирует впечатляющая космологическая картина, главнейшей, если не единственной задачей которой является доказательство бессмысленности всепроникающего насилия в мире. Учение о Воле в природе и есть мощный философский фундамент, на который опирается учения о жизненном выборе.
В отличие от Шопенгауэра изгнанный за неуспеваемость из университета Л.Н.Толстой избегает выстраивать онтологический и гносеологический фундаменты для своей этики. Он предпочитает рассуждать об этических проблемах, а для тех, кому не удалось развить в себе способности к абстрактному мышлению, предлагает наглядные иллюстрации праведного и неправедного жизненного пути в своих литературных произведениях.
В сравнении с названными авторами их последователи — такие как М.Ганди и М.Л Кинг и вовсе не вдаются в глубины философских теорий: довольно скромные по объему этические концепции сопровождаются у них конкретными практическими рекомендациями. Это явно объясняется интеллектуальным уровнем их сторонников, которые были явно не готовы даже к восприятию сложных этических концепций, не говоря уж о сложной космологии.
И, тем не менее, несмотря на все различия, мы полагаем, что всякий сторонник стратегии «ненасильственных действий» имеет свою собственную жизненную философию, склоняющую его к этике ненасилия.
Высказывая такую точку зрения, мы будем исходить из таких элементарных представлений.
Философское учение представляет собой теоретическое выражение на специфическом языке жизненного мировоззрения («жизневоззрения») ее создателя. Возможно, впрочем, что философ, развивающий свое учение и предлагающий его миру, где-то лукавит, где-то приукрашивает свои взгляды, где-то недоговаривает, а где-то намеренно пытается ввести своих слушателей или читателей в заблуждение. Все это надо выявить и продемонстрировать. Но, в общем и целом, любой оригинальный философ все же выражает в своем учении именно свое собственное мировоззрение.
В свою очередь, свое собственное мировоззрение («жизневоззрение») есть и у каждого человека, который не является философом по профессии. Любая старушка, сидящая на скамеечке у подъезда, без труда ответит на четыре вопроса, которыми, по мнению И.Канта, занимается только метафизика, т. е. классическая философия, как она существует на протяжении двадцати шести веков: «Что представляет собой мир в целом? Что представляет собой человеческая душа? Что представляет собой Бог? Что представляет собой свобода?». Ответы, которые даст на эти вопросы бабушка, будут удивительными и причудливыми, но она непременно даст эти ответы, не задумываясь, потому что давно уже нашла их для себя.
Каждый человек, как уже было сказано, имеет свое собственное мировоззрение, т. е. свое собственное представление о том, что представляет собою мир и каково место человека в нем. Из этого представления непосредственно вытекает понимание смысла жизни, верного и неверного жизненного пути. Подчеркнем еще раз: свое собственное мировоззрение, свое собственное понимание смысла жизни, верного и неверного жизненного пути имеет каждый человек. Эти представления различаются даже у двух членов одной и той же семьи. Тем более, они различаются у представителей разных народов и разных поколений. В общем и целом, они, конечно, близки, но вот в частностях — всегда расходятся.
Четыре вопроса, которые Кант отнес к компетенции философии, существуют вовсе не по отдельности. Они связаны. Каждый человек рассуждает сам с собой так: «Я знаю, как устроен весь мир в целом. Я знаю, каков Бог, создавший этот мир и управляющий им. Я знаю, какова моя душа и каковы ее возможности. Я знаю, в чем может заключаться моя свобода, в каких пределах она может существовать. Только, исходя из всех этих знаний, я могу выбрать для себя верный путь в жизни, чтобы в каждом конкретном случае, в каждой конкретной ситуации делать правильный выбор — как мне следует поступить».
Повторим: каждый человек решил для себя четыре кантовских вопроса с помощью философии и (или) религии. У каждого есть собственное жизневоззрение, иногда именуемое собственной жизненной философией. В чем-то она самостоятельна, в чем-то — заимствована. Иногда — чудовищно примитивна, иногда — утонченна и профессиональна. Но она есть всегда. И каждый человек делает жизненный выбор в соответствии с нею. Если мы уважаем такой жизненный выбор, то это именуется толерантностью. Если мы грубо, «с порога» отвергаем за другим право делать такой выбор самостоятельно, нам гарантирован конфликт. Если наши позиции противоречат позициям оппонента, то мы пытаемся снять разногласия на переговорах. Если это не удается, несмотря на применение самых хитроумных техник, нам остается последнее ненасильственное средство — аргументировать «за спину» оппонента, адресуясь к его жизненной философии, а не с его сиюминутным интересам и выгодам. Здесь то конфликтолог и должен говорить «о вечном» — на языке философии.
Ненасильственное существование разномыслия, по определению М.Б. Хомякова, именуется толерантностью. Однако люди проявляют толерантность далеко не всегда. Иногда они прибегают к насилию, чтобы навязать другим свое мировоззрение, свое видение смысла жизни, а также свое видение правильного жизненного пути.
Что представляют собой, с этой точки зрения, философские и религиозные концепции? Они представляют собой отточенные на протяжении многих лет в ходе напряженной интеллектуальной деятельности и диспутов с оппонентами изложения определенных мировоззренческих представлений. Можно смотреть на религиозное и на философское учение по-разному. Можно, во-первых, рассматривать такое учение как результат некоего вдохновения или откровения, как выражение Истины, сошедшей с небес. Можно, во-вторых, рассматривать такое учение как феномен мировой или национальной культуры. Можно, наконец, рассматривать такое учение как выражение определенных человеческих настроений, мыслей и чувств. В первом случае учение предстанет перед нами как порождение Бога. Во втором — как порождение культуры, созданной не людьми, а Олимпийцами, Бессмертными (как именуют во Франции членов Академии наук); нам придется отбросить все слишком человеческое в их жизни и сосредоточиться только на их служении науке и искусству. И только в третьем случае мы будем пристально вглядываться именно в человеческие черты, воплощенные в религиозных и философских учениях.