Поэтому Шопенгауэр объявляет высшей и последней формой проявления Воли искусство, которое оказывается его великой романтической утопией.
Во-первых, в искусстве достигается конечная цель Воли — достижение наивысшей степени индивидуальности человека. Конечно, существуют и в бизнесе великие дельцы, а в политике — великие политики. Но степень их индивидуальности не идет ни в какое сравнение с индивидуальностью великого художника. Ведь никто никогда не слышал о художниках в бизнесе и о художниках в политике: если бы такое словосочетание и использовалось бы, то, скорее, оно имело бы иронично-насмешливый смысл. Только в искусстве человек может проявить себя во всей уникальности и неповторимости. Стало быть, именно ради создания великого искусства вся космическая Воля, в конечном счете, и существует.
Во-вторых, искусство — это тоже великая борьба; ведь без великой борьбы, без состязательности ничего великого возникнуть не может. Однако эта борьба имеет символическую форму. Здесь тоже есть победы, триумфы и поражения. Но от них никто не страдает, по крайней мере — физически. Один художник может поразить и даже убить другого своим произведением, но, разумеется, только в фигуральном смысле. Искусство — это чистое и бескровное, честное состязание индивидуальностей, из которого должны быть исключены более низкие формы борьбы — экономические и политические (подкуп, нечестная реклама, интриги и т. п.) Таким образом, искусство — это последний подлинно рыцарский турнир современности.
В- третьих, искусство в наивысшей своей форме — в форме трагедии — выступает как форма самопостижения Воли и ее конец. Вспомним еще раз одно из процитированных выше суждений Шопенгауэра: «Не в том цель мира, чтобы быть пресно — скучною сказочною страною с молочными реками, а в том, чтобы мир был трагедией, в которой воля к жизни познала бы себя и обратилась». Можно понять это суждение так. Мировая Воля стремится постичь себя — точно так же, как стремился к самопостижению Мировой Разум у Гегеля и обрел свое постижение в гегелевской философии. Так и шопенгауэровская Воля может постичь себя в трагедии: когда она увидит себя на сцене в виде великой и бессмысленной борьбы, в которой гибнут ее высшие достижения — великие индивидуальности. Как только Воля осознает, что она ведет борьбу с самою собой, и более того — что в этой борьбе гибнут великие герои, ярчайшие индивидуальности, к созданию которых она стремилась на протяжении миллионов лет, так она «обратится» и смирится, прекратив эту бессмысленную борьбу. Она ужаснется самой себя и обретет великий покой.
В-четвертых, искусство трагедии, изображающее великую волю и героя, сражающегося с ней, как с судьбой, может иметь великое воспитательное значение. Театр должен воспитывать своих зрителей, учить их стремиться к возвышенному в своей собственной жизни, уподобляться великим героям, а не заурядным посредственностям. Впоследствии именно такой театр как воспитательное учреждение пытался создать поклонник А.Шопенгауэра Р.Вагнер.
Театральное сообщество в масштабах всей страны должно … заменить государство. Эта странная мысль А.Шопенгауэра странна только на первый взгляд. Логика его рассуждений безупречна. У Канта и его последователей государство имеет единственную цель — воспитание людей, подкрепление морали своими санкциями; и это государство будет отмирать тем больше, чем больше человек высококультурный сам сможет руководить своей жизнью с помощью внутренних моральных регуляторов. Говоря короче, государство сменится тотальным господством морали в обществе. Моральному человеку не потребуются ни суды, ни армия, ни милиция.
А.Шопенгауэр продолжает эту мысль и говорит, что искусство сможет значительно лучше научить морали, чем скучные трактаты. Поэтому театр с постановками трагедий заменит и государство, и моральные проповеди:
«Хотя лжефилософы нашего времени и учат, что государство имеет целью споспешествование нравственной цели человека, но верно как раз обратное. Цель человека (параболическое выражение) не в том, чтобы поступать так или иначе, — ибо все opera operata[13] (содеянные деяния (лат.)), сами по себе безразличны. Цель его в том, чтобы воля, которой каждый человек представляет собою совершенный образчик (или даже самую эту волю), обратилась, для чего необходимо, чтобы человек (союз познания и воления) познал эту волю, познал ужасную ее сторону, увидел себя, как в зеркале, в своих делах и во всей их скверне. Государство, заботящееся только об общем благосостоянии, подавляет лишь проявления злой воли, но вовсе не самую волю, что было бы невозможно. Отсюда происходит то, что человек в высшей степени редко видит, как в зеркале, весь ужас своих поступков. Или же вы, действительно, верите в то, что Робеспьер, Бонапарт, султан Марокко, убийцы, колесование которых вы видите, были одни лишь дурными среди прочих? Разве вы не видите, что многие делали бы то же, что и они, если бы только могли?
Иные преступники умирают на эшафоте спокойнее, чем многие непреступники на руках у близких. Преступник познал свою волю и обратил ее. Непреступник не мог обратить волю, ибо никогда не мог познать ее. Государство ставит себе целью сказочную страну молочных рек с кисельными берегами, что как раз противоположно истинной цели жизни — познанию воли во всем ее ужасе»[14].
Как видим, Шопенгауэр не верит в перспективность политических путей переустройства общества, в эффективность государственной власти.
Не случайно он негативно относится к полосе европейских революций 1848–1849 гг. Активные усилия человека по переустройству его судьбы противоречат основным принципам философии мыслителя. Он видит другие пути спасения человека от тягот жизни.
По Шопенгауэру концепция власти, воплощенной в Мировой Воле заключается в уходе от нее как пути освобождения от ее влияния. Один из этих путей — погружение в искусство. О нем мы не будем говорить подробно, так как это не имеет отношения, по крайней мере, прямого к теме нашей работы. Тем не менее, следует отметить, что наслаждение искусством, глубокое проникновение в него, философ рассматривает как отречение от противоречий и тягот жизни. Эстетическое наслаждение красотой в значительной мере состоит в том, что мы, приобщившись к чистому содержанию, на миг отрешаемся от всякого хотения, т. е. от всех желаний и забот, как бы освобождаемся от самих себя…и мы знаем что эти мгновения, когда свободные от бешеного порыва желаний мы как бы возносимся над тяжелой атмосферой земли, эти мгновения самые блаженные из всех, какие только нам известны.
Характеризуя творчество Шопенгауэра, И.С.Нарский обращает внимание именно на эту трактовку роли искусства как ухода от влияния Мировой Воли: «Эстетическое переживание и созерцание делают своим содержанием по возможности непосредственно идеи красоты и возвышенного, приобщают тем самым человека к промежуточному между природой и Мировой Волей миру, который так же, как и сама Воля, находится вне времени и пространства[15].
Чем в большей степени тот или иной вид искусства уходит от конкретики жизни, тем свободнее человек от императивных проявлений Мировой Воли, тем в меньшей степени его обуревают земные тяготы. Поэтому наивысшим из искусств Шопенгауэр считает музыку. Именно музыка, которая не связана с таким органом чувств как зрение (80 % всех чувственных конкретных восприятий) с условностью ее образов в сравнении с живописью, скульптурой, архитектурой, отрывом от реальной жизни дает человеку «чистую свободу».
Известно, что Шопенгауэр, как впоследствии и Ницше, боготворил Бетховена, в его произведениях неоднократно упоминаются им имена крупнейших композиторов его времени, особенно Моцарта. «Музыка, следовательно, противоположность другим искусствам, вовсе не отпечаток идей, а отпечаток самой Воли, объективностью которой служат и идеи. Вот почему действие музыки настолько мощнее и глубже действия других искусств»[16]
Что же касается других видов искусства, то Шопенгауэр высоко оценивает лишь те произведения, которые подпадают под категорию возвышенного. В частности, его привлекают трагедии (Софокл, Еврипид, Корнель, Шекспир); архитектурные сооружения, подобные афинскому Парфенону и римскому Пантеону. «Очень многие трагедии приводят, в конце концов, своего страстно желающего героя к этому пункту совершенной резигнации, когда прекращаются, большей частью — сразу, и воля к жизни, и ее проявление»[17]
[15]
Нарский И.С. Предисловие. // В кн. Шопенгауэр. Избранные произведения. М., 1993. Стр.27