Выбрать главу

Следующую позицию на шкале занимает мыслитель, который не желает зависеть ни от государства, ни от «спонсора» (не важно, олигарха или народа, который раскупает тиражи его книг). А.С.Пушкин выразил эту позицию так: «Зависеть от царя? Зависеть от народа? Не все ли мне равно? Бог с ними. Никому отчета не давать. Себе лишь одному служить и угождать». Любое принуждение, любой диктат — даже в форме совета — такой мыслитель считает недопустимым насилием над собой. Он полагает, что между предыдущими двумя позициями нет никакой принципиальной разницы, поскольку победа одних философов над другими достигнута нечестно. В одном случае она обеспечена при помощи государственного насилия, во втором случае — при помощи финансовой поддержки. Но если все решается так, то при чем здесь какая- то «истина» или «общечеловеческие ценности»? Все решают «пробивные способности» философов, которые на протяжении последних веков именовались по-разному («пассионарностью», «харизматичностью», «персональным магнетизмом», «волей к мощи» и т. п.)

Точнее всего сформулировал суть этой позиции Ф.Ницше. Он заявил, что все люди делятся на две категории. Одни устанавливают моральные и иные ценности, а другие принимают их и приспосабливаются. Ф.Ницше видел борьбу идей в современном мире как своеобразное спортивное состязание, которое должно идти без всяких нечестных поддержек со стороны, подсуживаний и удалений. Нужно обеспечить соревнования по честным правилам, хотя, конечно, исключительно в индивидуальном зачете. В такой честной игре неизбежно победит достойнейший, сильнейший, превосходящий других своим интеллектом, волей, талантом и общей культурой. Все проигравшие должны отойти на задний план и стушеваться, а не пытаться, как они это делают сегодня, требовать равных прав в культуре. Здесь, в культуре, голос одного может быть равен голосу десятков тысяч, и существо бесталанное никогда не сравняется с мастером, сколько бы оно ни старалось. Пример Сальери убеждает, что буржуазные доблести — прилежание, старание, трудолюбие, способность копить ценное, расчетливость и т. п. — в сфере культуры ценности не имеют. Эта сфера — последний бастион рыцарства и аристократизма. Если падет и он, если восторжествует «караоке-культура», в которой поют (рисуют, музицируют, играют роли и т. п.) по очереди все заплатившие и каждый по очереди объявляется звездой, то серость демократии восторжествует окончательно и бесповоротно во всех сферах жизни общества. Так говорил Заратустра.

Наконец, мы доходим до последней позиции на нашей шкале. Ее занимают те, кто претендовал на гениальность, но не проявил достаточной «харизмы» («пассионарности», «персонального магнетизма», «воли к мощи» и т. п.). Эти люди не сумели «пробиться». Они не сумели создать и навязать другим своего собственного, победительного и сияющего всеми красками радуги мира. Им остается только требовать культурной «политкорректности»: не все же царствовать гениальным и талантливым, им без того хорошо, пора уступать место в культуре инвалидам, старикам, убогим (бездарным), недужным (с изломанной душой, где таится скопище стыдных пороков). Это — культура неудачника, который выдает свое неумение зарабатывать деньги за нестяжательство, а свою неспособность соответствовать принятым в обществе социальным и профессиональным стандартам объясняет тонкостью и невероятной сложностью своей души. Никаких доказательств этой невероятной сложности (например, в виде выдающихся художественных произведений) он не приводит, так что всем остается только принять на веру его заявления о невыразимости переживаемого им в глубине души.

Само существование людей талантливых и успешных такими неудачниками переживается как насилие над собой. Успешные и талантливые угнетают неудачников уже одним только тем, что создают великие произведения, совершают великие поступки, делают великие открытия. Неудачники требуют внимания к себе, заявляя, что уникален и интересен любой человек, независимо от масштаба его дарований. Именно они всемерно ратуют за соблюдение прав любого человека, совершенно игнорируя при этом его обязанности и заслуги перед обществом. Именно они создают мощную литературу о всякого рода никчемных персонажах — «маленьких людях», «лишних людях», «смешных людях». Возникают профессиональные певцы и защитники этих униженных и оскорбленных, ни к чему не способных и ничего не достигших. Не в силах сделать себя имя в мире успешных людей, они делают себе имя на защите неудачников, убогих и ущербных. Они принимаются доказывать, что именно они-то и составляют соль общества, наиболее ценную его часть. (Таким же лукавым образом марксисты говорили о ведущей роли пролетариата в обществе; не стоит доказывать интеллигенции, пострадавшей от этой демагогии, ее вред.)

Появляется и своего рода литературно-художественное нищенство: тот, кто наилучшим образом выставляет напоказ свои душевные уродства и язвы (реальные или искусно сделанные из бараньих кишок), тот, кто описывает наиболее уникальные душевные извращения, получает наибольшую милостыню от публики. Деньги поступают, во-первых, от сытого и благополучного буржуа, который решил, в соответствии с модой, причаститься к культуре — и, не зная, что это такое, поверил клятвенным рекламным уверениям, что утонченная душевная культура — это наиболее невероятные, изысканные и неповторимые извращения. Во-вторых, деньги поступают от заурядных неудачников, которые радуются, что есть неудачники более неудачливые, чем они.

* * *

Если мы теперь окинем взглядом всю шкалу, получившуюся в итоге, то легко сможем убедиться, что «насилие» — это понятие относительное. «Насилие» — это такое использование силы, которое осуждается тобой. Поэтому все зависит от того, какую из позиций, изображенных на шкале, ты занимаешь. Тот, чья позиция на шкале находится правее, считает «насильственными» и «подавляющими» все позиции, находящиеся левее. К примеру, сторонник ведения рыцарской войны осуждает как злодея и насильника-«беспредельщика» того, кто воюет не по кодексу рыцарской чести (или, если выражаться на современном сленге, «не по понятиям»). Правее находится позиция того, кто считает любую войну — и рыцарскую, и вероломно-партизанскую — сплошным насилием, независимо от всяких тонкостей и нюансов. Вместо войны он предлагает ненасильственно вести переговоры, принимать законы и осуществлять правовое урегулирование конфликтов с помощью государства. Еще правее находится позиция того, кому и применение права государством кажется недопустимым насилием. Надо использовать не закон, а убеждение, разум. Ведь применение закона без убеждения — это недопустимое насилие.

Еще правее находится тот, для кого и применение разума — это тоже насилие. Ведь каждый человек взращивает в себе уникальный внутренний мир. А разум подстригает всех под одну гребенку, подчиняет всех одной и той же логике. Посмотрите на компьютер, оснащенный рациональной программой. Вот во что современные насильники-рационалисты собираются превратить все человечество! Сохранить во всей уникальности разнообразие человеческих душ. Не навязывать никому и ничего посредством нивелирующего просвещения и воспитания! Да, любое воспитание — это насилие…

Задача, которая стоит перед нами в этом курсе, становится более ясной. Вместо абстрактной демагогии о «ненасилии» мы теперь имеем шкалу позиций, и в результате рассмотрения концепций «философии ненасилия» должны определить, на какую из позиций шкалы нужно поставить их создателей. Заглядывая вперед, мы можем сказать, что они в большинстве своем занимают позиции на крайнем правом конце шкалы. Насилием им кажется не только применение силы в войне, не только государственное принуждение, пусть даже и в строгом соответствии с правом, не только воспитание и использование логики, дисциплинирующей ум. Насилием им кажется всякое посягательство на уникальность и автономию личности. Нам предстоит убедиться в этом.

Но и на исполнении этой задачи наше дело еще не заканчивается.

Пусть даже мы и разместим на определенных отрезках нашей шкалы всех представителей «философии ненасилия». Таким образом, будут прояснены только их этические и политические позиции. Но ведь мы должны, в соответствии с темой нашего курса, говорить о философии ненасилия. Не о политике, не об этике, а именно о философии!