– Так Александр, – учитель подошла к парте, за которой мы сидели, – это ты принес мышь в школу?
Вере Петровне, учителю черчения пришлось произнести это дважды, так как первый раз из-за Вероники, которая все еще продолжала ругать всех подряд, было не разобрать, что она сказала. И пока Алекс не успел открыть рот, я быстро сказала:
– Это я принесла зверя.
– Тогда убери животное и пиши объяснительную на имя директора!
Я кивнула. Забрала Цезаря у Алекса и села писать объяснительную.
«Директору от Анны, ранее не привлекавшийся к дисциплинарной и иной ответственности.
Первого октября сего года на почве лонгитюдных неприязненных отношений произошел конфликт между мной и гражданкой N. Для разрешения конфликта, мою была приобретена мышь белая, обыкновенная. Животное было выпущено мной умышлено, дабы наблюдать неотработанную позу упадка Вероники в зеркале человеческого сознания. Ну, все надоело писать, целую, обнимаю, ваша Анна Н.
PS: в содеянном раскаиваюсь и настаиваю на особом порядке рассмотрения данного дела.
PPS: хотя нет. Я не раскаиваюсь, поделом ей».
Дописав объяснительную, я положила ее на стол учителю и гордо вышла из класса.
Вечером мне пришлось спрятать Цезаря, чтобы мама его не обнаружила. Но мне и без мыши в тот день досталось.
– Я проверила твои тумбочки, – сказала мама как бы невзначай за ужином, – я недовольна тем, какой у тебя там беспорядок.
– Это на твой взгляд, – ответила я, хотя все детство отвечала: «конечно, мама, я все сейчас же приберу», – знаешь, что всем плевать чисто у меня в тумбочке или нет! Что-то не нравится, сходи сама и убери! А вообще, не лезь в мое личное пространство.
– Как ты со мной разговариваешь?!
– Как с человеком равным мне. Хотя нет, я давно превзошла тебя во многом. В уровне образования, в уровне осознанности. Можешь бить меня, делай что хочешь, если тебе от этого станет легче. Я могу уйти, если мешаю тебя, если веду себя, не так как хочется тебе. К сожалению, мама, мир не делится только на белое и черное. Мне жаль, что ты не можешь постигнуть всего многообразия. Мне жаль, что ты не можешь выбраться из оков своих психологических программ и сценариев. Я не хочу жить, так как ты. Не хочу, чтобы мои дети испытывали ко мне тоже, что я испытываю к тебе сейчас. Я виню тебя за то, что мне не удается построить свою семью. Из-за тебя у меня не складываются отношения с мужчинами. И столько сейчас проблем у меня из-за того, что мне так не хватало материнского тепла и понимания. Простого человеческого понимания!
– Что ты несешь?! Какие отношения с мужчинами? Тебе пятнадцать лет!
– Видишь, из всей моей пламенной речи, ты услышала только одну фразу. Ты даже не осознаешь, насколько важно для меня то, что я говорю сейчас.
Вдруг мама принялась рыдать. Она закрыла лицо руками и ревела как раненное животное. И меня, несомненно, потрясло бы это, если бы мне на самом деле было пятнадцать. Но после того так я закончила факультет психологии и пыталась давать маме отпор, все точно аргументируя, что она не находила что сказать и начинала вот так же заливать пол своими слезами.
Опять она хочет мной манипулировать, хочет, чтобы ее пожалели. И я жалела ее сто тысяч раз. Но только не сегодня. Сегодня я пойду в свою комнату и вернусь на кухню с тумбочками, в которых маме так не нравился беспорядок и выкину все содержимое в мусорное ведро.
Уже на следующее утро, мама все забыла. Она пришла ко мне в комнату, напомнила про то, что вчера я провинилась и всю неделю буду наказана, так что после школы я должна прийти сразу домой помыть холодильник. Черт, она знала, что это мое самое нелюбимое занятие по дому.
В тот день у нас должен был быть урок истории. Я слегка порезала старую белую простынь, надела ее на себя, как балахон и подпоясалась веревкой, волосы взлохматила и в такой виде, явилась к Тамаре Гавриловне. Вообще, раньше она мне нравилась, но потом ее как будто переклинило. Она стала на нас срываться, и, кстати, она то и поставила мне мой единственный кол за все мое обучение. Это было в шестом классе. Мы писали контрольную работу на тему средневековых профессий. Сейчас мне самой смешно, но тогда я не знала, чем занимались алхимики. Вот вам и кол, милая Анна, но лучше бы вас сжечь по старинным обычаям.
– Тишина в классе! – призывала Тамара Гавриловна, – тихо! Сейчас проведем урок, а где-то в середине буду пожарные учения, так что всем нам придется выйти на улицу.
Надо же, как совпало, а я хотела устроить в тот день небольшой пожар во имя святой инквизиции. Потом я подумала, что может оно и к лучшему. Ведь если бы я устроила что-то грандиозное, что напугало людей, настолько, что мне самой стало от себя страшно, я бы этого себе не простила.