– Ладно, – согласился Ватсон. – Но я хочу, чтоб вы взяли с собой кое-что.
Принимая у нее зонтик, он незаметно вложил ей что-то в руку. Это был пистолет, который он принес с собой в кармане. Точнее говоря, револьвер.
– Вы умеете им пользоваться?
– Да, – ответила Мэри. Она и вправду умела: лакей Джозеф, который был сыном егеря из Линкольншира, научил ее. У нее даже был свой револьвер – он хранился дома, в ящике стола. Раньше он принадлежал ее отцу, и, едва войдя в возраст, она настояла, чтобы Джозеф научил ее с ним обращаться. Тот пытался протестовать, говорил, что это не дело для леди, что рядом всегда будет какой-нибудь мужчина, чтобы защищать ее. Даже тогда она не была уверена, что таковой защитник всегда будет рядом, а сейчас была глубоко благодарна Джозефу за те несколько уроков.
– Если вы не вернетесь в течение часа, я иду вслед за вами. Не знаю, что все это значит, но знаю одно – Хайд был преступником, и если он жив, то остается опасным. Если он находится в этом здании, я хочу, чтобы вы в случае чего могли себя защитить.
Мэри кивнула.
– Я понимаю.
Ей не хотелось, чтобы он заметил, как ей… тревожно. Тревожно – да, вот самое подходящее слово.
Диана: – Никому не напугать нашу Мэри!
Мэри: – Не говори глупостей. Я вполне могу чувствовать испуг, как и все остальные люди. Ты, например, меня то и дело пугаешь. Помнишь, что было в Вене, когда ты чуть не подожгла психиатрическую лечебницу? И едва не погибла, потому что делала все ровно наоборот, а не как тебе сказали мы с Жюстиной?
Диана: – А не надо было тебе выпендриваться, как (мы приняли решение удалить окончание комментария Дианы, так как надеемся, что наша книга найдет читателей как среди людей зрелого возраста, так и среди молодежи).
Кэтрин: – Диана, в моей книге нет места подобным выражениям. Советую попробовать выражать свои эмоции, не прибегая к оскорбительной и бранной лексике.
Диана: — (Комментарии опущены. Серьезно, просто прекрати это. Помимо прочей возни с этой рукописью из-за тебя ее придется подвергать цензуре.)
Но что могло случиться с ней в церковной общине, посвященной спасению душ «магдалин» – то есть проституток, которыми так и кишели улицы Лондона, особенно здесь, в Ист-Энде? Повернувшись так, чтобы прикрыть револьвер от взгляда сестры Маргарет, Мэри тихонько опустила его в сумочку. Слава богу, сумочка у нее была практичная, непохожая на любимые утонченными леди крохотные кошельки, состоящие из сплошных вышивок и бисера. Снова развернувшись к воротам, она постаралась придать себе уверенный вид и ничем не выдать своего нежелания переступать этот порог. Она вошла; сестра Маргарет стала закрывать за ней ворота, и от их скрипа Мэри не выдержала и обернулась. Доктор Ватсон ободряюще смотрел на нее сквозь решетки и со значением указал пальцем на свои часы, напоминая, что у нее есть только один час.
Она легонько помахала ему рукой и пошла за сестрой Маргарет, стараясь не слишком задумываться об этом месте и о том, что ее может тут ожидать. Она проникла внутрь, а значит, подписалась на это приключение, каковы бы ни оказались его последствия.
Они миновали внутренний двор, гладко вымощенный вплоть до бордюра вдоль стены дома, у которой там и тут росли тисы, тянувшие ветви к жидкому солнечному свету. Стены дома до третьего этажа густо оплетал плющ, придавая зданию зловещий вид. Сестра Маргарет проводила Мэри по каменной лестнице на третий этаж. Наверху ее ждал длинный коридор, который вел к еще одной тяжелой деревянной двери. Похоже, Общество святой Магдалины просто изобиловало такими дверьми, словно кто-то специально стремился оформить приют в тяжелом и зловещем стиле. Сестра Маргарет постучала.
– Входите! – откликнулся голос изнутри.
Сестра Маргарет толкнула дверь, которая отворилась с громким скрипом.
– Миссис Рэймонд, к вам Мэри Джекилл.
Приятной наружности женщина с седеющими, металлического цвета волосами поднялась навстречу из-за стола. Как и сестра Маргарет, она была одета в серое платье, но ее облачение вроде бы было шелковым, а с пояса свисала внушительная связка ключей.
– Рада, что вы наконец пожаловали, мисс Джекилл, – сказала директриса. – Я отказываюсь от содержания этого ребенка. Мы больше не готовы ее здесь терпеть – она доказала свою совершенную неисправимость. Я многократно писала вашей матери, чтобы она приезжала забрать Диану, но она ни разу мне не ответила.