– Уже ничего. Показалось, наверное.
Вернулись на постоялый двор, завалились полежать.
– Чего ты там увидал? – поинтересовался я.
– Да показалось.
– А что показалось? – назойливо продолжил я.
– Василиса вроде промелькнула в толпе. И тут же исчезла. Да это может вовсе и не она была, я ведь только краем глаза ухватил.
– Ты сегодня идешь куда?
– Куда мне бродить! Здесь с Марфой поваляемся.
– Без меня, если кто-то в дверь будет стучать, сразу не открывай, спроси кто пришел. Если ведьма, Марфуша гадину и через дверь учует. Осторожен будь, когда я уйду.
– Это ты уж лишнего!
– Запаса крови на тебя не осталось!
– Хорошо, хорошо, буду осторожен.
– Вот то-то же.
Потолковали еще с полчаса. В дверь постучали.
– За тобой пришли, – съехидничал я.
Боярин неслышно подкрался к двери, прижал к ней ухо. Судя по его разочарованному лицу, ничего интересного он не услышал. Я на всякий случай сел – вдруг затеется какая потасовка.
– Кто там? – грозно рыкнул Богуслав.
– Это я, Ваня. За мастером пришел, – в гости пора идти, у матери невесты моей будем кушать. Пока дойдем, все уже готово будет.
Слава распахнул дверь.
– Заходи.
– Вань, а посиделки какие будут: только мать и дочь Наины, или народу придет немеряно?
– Народ будет, – сразу ухватил мою мысль Иван, – одевайтесь по-боярски.
Я приоделся, мы зашли к ушкуйнику за антековским золотом (протоиерей уже куда-то убежал по неотложным церковным делам), и бодро зашагали в гости к будущим Ваниным родственникам.
– Вань, а тебя не смущает, что невеста гораздо старше тебя и с взрослым ребенком?
– Я думал вы спросите не отталкивает ли меня то, что она еврейка.
– Я с уважением отношусь к любому народу. В каждой нации есть хорошие и плохие люди, честные и нечестные, умные и глупые. Так что национальность Наины меня не заботит. А вот то, что она уже успела повидать жизнь и до тебя, резковата, усиленно отстаивает собственное, зачастую неверное мнение, вот в чем загвоздка.
– Я много думал об этом, – нехотя поделился бригадир кирпичников, – молодой непьющий парень очень часто нравится и молоденьким чистым девушкам, усиленно хранящим невинность для суженого. А с тех пор, как я начал хорошо зарабатывать, и их родители стали поглядывать на меня благосклонно. И приданное хорошее дадут, и дом для молодоженов строить новая родня поможет – живи да радуйся. А для меня на Наине свет клином сошелся – не могу даже глядеть на других девиц. Для меня она свет в окошке. Поэтому, чем скорее поженимся, тем лучше.
Я пожал парню руку.
– Уважаю. За свою любовь надо уметь биться.
– Да и реальная, мастер, битва на пороге. Муж ее развода не дает, артачится изо всех сил. Развод это для него позор, удар по положению. Да и клиенты могут начать сторониться – дурная, вишь, слава о нем по Киеву пойдет, что был нечестен с женой. А Абрам ростовщик, к нему и купцы, и даже бояре обращаются. Причем богат – может и большую сумму ссудить.
– И отдают?
– Попробуй не отдай! Он двух лбов содержит, они из любого деньги вышибут. Здоровенные, морды зверские, всегда вооружены. Я было настаивать на разводе начал, так меня эти бандитские рожи за дверь, как куренка выкинули.
– А что ж жена убежала от такого богатства? И дочь у них общая.
– Так он, жадюга, ни на жену, ни на дочь денег сроду не давал! Живите, мол, как хотите – хотите будущее предсказывайте, хотите милостыню по улицам просите.
– Странно. Евреи, вроде, к семьям привязаны очень. И женщины у них очень уважаемы. Даже национальность ребенка идет по матери.
– Ему на это наплевать. Безумно жаден. Я пытался ему пригрозить, когда он на мое позорище на крыльцо полюбоваться вышел: дескать приду с друзьями, нас много, Абрам только посмеялся. У князя, говорит, дружина все равно больше. А Святополк Изяславович жидовским ростовщикам большие деньги должен, расплачиваться ему нечем, поэтому ни в чем им не отказывает, дружинников сколько надо, столько и даст.
– Дружинники в мирном городе не каждый день нужны. Чем же еще князь киевский расплачивается?
– Невольниками. Воюет только затем, чтобы полон взять. Раньше все больше половцами пленными расплачивался, теперь на русских перешел – захватывает наши же города, их грабит, а жителей в рабство угоняет. Ужасно тоже жаден, и подлец редкий – начал уже и у богатых киевлян имущество отнимать. Они бы давно бунт подняли, да уж больно дружина у Святополка сильна – боится народ. А ростовщичество и торговля рабами целиком евреям отданы.
– То-то в Киеве рынок рабов появился.
– При других князьях такого сроду не было, – подтвердил Иван.