Рис безуспешно пытался расслабиться, приняв теплый душ и переодевшись в удобный тренировочный костюм овечьей шерсти. В начале десятого, когда он пытался сосредоточиться на «Уолл-стрит джорнэл», в дверь позвонили. Он удивился, но не сомневался в том, кого обнаружит за порогом. С забившимся от предчувствия сердцем он распахнул дверь.
Анжелика казалась очень юной и беззащитной в мягком розовом свитере, поношенных линялых джинсах и стоптанных кроссовках, со стянутыми в конский хвост розовой ленточкой волосами.
– Ты был прав, Рис, – хрипловато сказала она. – Не со всем я могу справиться сама. Мне нужен ты.
Он раскрыл объятия, и она вошла в них.
– Вот я, Анжелика, – сказал он. Прижавшись к мягкому ворсу его куртки, Анджи вздохнула от удовольствия снова слышать его голос. Может быть, это не навсегда, предупредила она себя, но сейчас он принадлежит ей. Ей не на что жаловаться.
– Ты хочешь поговорить? – спросил Рис, затаскивая ее в дом.
Она колебалась только мгновение. Потом улыбнулась и скользнула руками под куртку.
– Нет.
Мощная грудь вздымалась под ладонями. Он мог только вздохнуть.
Опуская руки ниже и ниже, пока кончики пальцев не добрались до пояса, она спросила с лукавой улыбкой:
– Может быть, ты предпочитаешь поговорить?
Он яростно откашлялся.
– Ты дурачишься?
Руки опустились ниже. Она как раз успела обнаружить, до какой степени он возбужден, когда самообладание Риса было сломлено и он подхватил ее на руки.
– Если бы ты только знала, что ты делаешь со мной, – проговорил он, торопливо неся ее к лестнице.
Доверчиво прижавшись, Анджи положила голову ему на плечо и закрыла глаза, зная, что очень скоро он покажет, что она с ним делает. Успокоенная сознанием того, что их связывает не только физическое влечение, как бы сильна ни была взаимная страсть, она не волновалась сейчас, долго ли это продлится и переживет ли она конец. Сейчас у нее были более приятные мысли. И более приятные занятия…
Следующие две недели Анджи и Рис часто бывали вместе за пределами офиса. Будто доказывая, что не боится показываться с ней, Рис водил ее в рестораны, в театр, на бейсбол. Один-два раза они встречали кого-то из офиса. Анджи знала, что языки заработали, но ее это сейчас не волновало. Если такова плата за то, чтобы быть с Рисом, она с радостью заплатит. К тому же, усмехалась она, не впервой ей быть предметом сплетен.
Анджи постоянно удивлялась, открывая в Рисе все новые стороны. Хотя последние несколько лет он не позволял себе тратить время на кино – равно как и на другие развлечения, – на самом деле кино он очень любил, особенно хорошие комедии и приключенческие фильмы. Она взяла напрокат несколько новых видеокассет и, проводя время перед экраном, наслаждалась не столько самими фильмами, сколько явным удовольствием, которое получал от них Рис.
Однажды она открыла шкаф в его кабинете и обнаружила там обширную коллекцию старого рока и дорогой проигрыватель.
– Я не знала, что ты так любишь музыку! – воскликнула она.
Он чуть смущенно поднял глаза от журнала.
– Да, я всегда ставлю что-нибудь, когда бываю здесь один.
– А мне почему не говорил?
– К слову не приходилось.
Она перебирала альбомы, удивляясь подбору коллекции. «Битлз», «Роллинг Стоунз», Элвис, Бади Холли, «Дорз», Джо Кокер, «Кантри Джо» и десятки других, большинство из которых она слышала, но о некоторых даже не знала.
– Похоже, твоя коллекция заканчивается перед временами диско, – улыбнулась она.
– И нечего смеяться, – рыкнул Рис. – С тех пор ничего хорошего не записали.
Анджи топнула ногой, готовая к бою.
– Ерунда, – задиристо начала она. – За последние десять лет появилась масса хорошей музыки.
– В основном у тех групп, которые записываются с шестидесятых, – парировал он, отбросив журнал и настраиваясь на спор. – «Стоунз», «Бич Бойз», Тина Тернер, «Ху», Род Стюарт.
– Бон Джови, «Эй Си/Ди Си».
– Ты шутишь!
– Но ведь у тебя же здесь есть «тяжелый металл», «Лед Зепелин», Айрон Батерфлай.
– Классика, – надменно заявил он.
Она воинственно набычилась и уперлась руками в бедра.
– Мадонна!
Он застонал и театрально содрогнулся.
– В сравнении с Тиной Тернер? Почему бы не вспомнить еще Барри Манилова, раз уж на то пошло?
– Мне нравится Барри Манилов, – холодно сообщила она, подавляя улыбку.
– А еще тебе нравится пицца с ананасами. Мы уже согласились на том, что вкусы у тебя сомнительные.
Она задохнулась от преувеличенной ярости и с такой силой плюхнулась к нему на колени, что Рис охнул, на мгновение потеряв дыхание.
– Самодовольная крыса, – объявила она, обвивая руками его шею. – Прими к сведению, что еще я люблю тебя. Как это свидетельствует о моем вкусе?
– Многих это окончательно убедило бы в его извращенности, – беззаботно ответил Рис, обхватывая ее талию.
– Это у них сомнительный вкус, – возразила Анджи и крепко поцеловала его.
Когда она оторвалась, Рис улыбался.
– Ты нашла отличный способ побеждать в любом споре.
Улыбаясь в ответ, она прижалась к нему.
– Я правда удивлена тем, что ты скрытый фан рок-н-ролла. Скорее можно было бы ожидать любви к классической музыке.
– Имидж, – пояснил он. – Я пытаюсь выглядеть как любитель классики, потому что это более респектабельно. Но на самом деле готов слушать Эрика Клэптона каждый день. – Он помолчал и добавил:
– Я чуть не поехал в Вудсток.[6]
Она хихикнула, представив себе Риса с волосами до плеч и амулетами на шее.
– Что же тебя остановило?
Он пожал плечами.
– Тем летом я получил письмо от Дяди Сэма. Он не дал мне времени на остановку в Вудстоке по дороге во Вьетнам.
Анджи перестала улыбаться.
– Тебе было страшно? – тихо спросила она. В его голосе появилась мрачная нота.
– Чаще, чем хотелось бы признать.
– Сколько тебе было тогда?
– Восемнадцать.
Она сглотнула.
– Такой юный.
– Да, но я быстро повзрослел. – Еще мгновение тишины, а потом он простонал:
– О черт!
Анджи вопросительно подняла голову.
– Что?
Рис взглянул на нее с тоской.
– Я просто посчитал, сколько было тебе тем летом. Ты ведь даже не помнишь Вудсток, верно? И Вьетнам, и высадку на Луну, и убийство Кеннеди.
– Я родилась в год, когда убили Кеннеди; мне было четыре года, когда был Вудсток и летали на Луну. Когда наши войска возвращались из Вьетнама, мне было восемь, и это я немножко помню.
– Четыре, – угрюмо повторил он. – Я прятал задницу в канаве с грязью и смотрел, как разрывает на части моих друзей, а ты еще лежала в пеленках.
– В четыре года я не лежала в пеленках, – горячо возразила она.
– Это образное выражение, – объяснил он со вздохом. – Ты ходила в детский сад.
– Ну да. – Этого она не могла отрицать.
У него вдруг сделалось очень отчужденное лицо.
– Иногда я забываю, какая ты юная.
– Тебя это волнует? – удивленно спросила она.
– Только когда задумываюсь.
– Это не имеет значения, Рис. У нас очень много общего, несмотря на разницу в возрасте. Мы оба любим музыку.
– Ага.
– Я уверена, что найдется множество песен, которые нравятся нам обоим, – возразила она на его скептическое мычание. – У тебя есть несколько альбомов, которые мне нравятся. Мы оба любим приключенческие фильмы… и оба ужасные трудоголики, – добавила она, улыбнувшись.
Чуть веселея, он согласился с последним.
– И еще есть это, – мурлыкнула Анджи, обнимая его голову и притягивая к себе.
Поцелуи был долгим, глубоким и крепким.
– Да, – хрипло произнес Рис, когда он наконец завершился. – Есть это. – И поцеловал ее снова, наклоняя ниже и ниже, пока они не оказались лежащими на диване, а его пальцы уже занимались пуговицами ее надетой на голое тело хлопчатобумажной блузки.