Упомяну между прочим, что одно из учений проводилось в разгар зимы, и лед, сковавший гавань, не позволил транспортам добраться до острова. После такого опыта было решено усилить гарнизон Боркума до такой степени, чтобы он мог оборонять остров более или менее независимо от помощи с континента.
Об определенных фазах немецких морских и военных учений много писалось в немецкой прессе — в отличие от, как правило, строгой секретности, окружавшей такие темы. Это вводило в заблуждение некоторых людей, но объяснение довольно простое. Когда правительство желало получить кредиты для постройки береговых укреплений в определенном месте на побережье, оно проводило именно в этом месте учебную атаку «вероятного противника», которая, разумеется, увенчивалась полным успехом. После этого газеты печатали пугающие статьи, обращая внимание на недостаточную защищенность «жизненно важных точек», способную соблазнить возможного агрессора. Такие статьи печатались по указаниям пресс-бюро Морского министерства. Как только «общественное мнение» было таким образом мобилизовано, Рейхстаг обычно голосовал за выделение бюджетных средств на строительство новых береговых укреплений.
Я прибыл в Эмден за несколько часов до того, как туда начали прибывать эшелоны с солдатами. Они приехали из Мюнстера, где располагался штаб 7-го корпуса немецкой армии, и привезли около 4 батальонов пехоты, несколько саперных рот, 4 дивизиона полевой артиллерии, и несколько пулеметных команд.
Поезда двигались по новым путям, проложенным к порту, и останавливались у пирсов, у которых были пришвартованы три парохода. Войска и батареи погрузились так быстро, что три судна отчалили меньше чем, через час.
Чтобы дойти до Боркума им потребовалось два часа, а выгрузка заняла еще 75 минут.
Таким образом, от прибытия эшелонов в Эмден до выгрузки последнего солдата и последней пушки в Боркуме потребовалось чуть больше четырех часов. Это была великолепная работа с ювелирной точностью, и основная заслуга тут принадлежала штабу, сумевшему прекрасно организовать это мероприятие.
Вся операция проводилась практически публично. Целая толпа любопытных наблюдала за посадкой войск в Эмдене, а когда пароходы отчалили, экскурсионный пароходик следовал за ними до самого места назначения. Он стоял у острова, пока происходила высадка. С этого пароходика я смог рассмотреть все, что происходило. Вскоре после этого экскурсанты сошли на землю.
С другими людьми я крутился среди солдат, во время их обеда, приготовленного в «Gulaschkanonen (буквально — «гуляшных пушках»), как немцы называют полевые кухни. Для них это было что-то вроде пикника.
Я совсем близко подошел к батарее, насколько позволяло заграждение из колючей проволоки. Единственный часовой стоял у самого дальнего угла и мирно беседовал с зеваками, и попасть на батарею было бы вполне возможно, но я решил не рисковать, потому что меня могли бы при этом увидеть другие люди.
Я запомнил расположение батареи, сделал еще несколько наблюдений и пошел на прогулку вдоль стены, прилегающей к морю, которая шла параллельно железной дороге, вплоть до конечной станции Викториахёэ, почти у спасательной станции.
По дороге я прошел мимо еще двух батарей, особенно хорошо осмотрев вторую, с четырьмя гаубицами в поворачивающихся бронебашнях.
Там было несколько часовых поблизости, но они не обращали никакого внимания на мирного жителя Эмдена, вышедшего на берег, чтобы проветрить под морским ветерком свой новый костюм, стоивший пятьдесят марок!
Я видел, как по рельсам привозили полевые пушки, выгруженные у моря. Еще с континента привезли две сборные наблюдательные вышки для управления огнем артиллерии. Их тут же собрали и оборудовали. В тылу второй береговой батареи находился пункт управления огнем, оснащенный большим дальномером с базой, как мне показалось, 7,5 метров.
Я тут мог бы добавить, что калибр пушек на батареях невозможно было определить обычным наблюдением, но судя по снарядам, которые выгружались в Эмдене из товарных вагонов для отправки на остров, я точно узнал, что у гаубиц калибр 280 мм, а у пушек 240 мм.
На Боркуме я заметил вдоль всей железной дороги высокую насыпь, невидимую с моря. Эту насыпь подпирали так умело устроенные арки из песчаного бетона, что на расстоянии невозможно было различить ее на фоне песчаных дюн. Кроме того, ее парапет был выполнен в таком «волнообразном» виде, что сливался с контурами дюн. Позиции батарей и наблюдательных пунктов были закамуфлированы в той же манере. Как я потом убедился во время обхода острова на прогулочном пароходике, распознать эти позиции с моря было невозможно, даже с небольшой дистанции, потому что все они прекрасно сливались с дюнами. Я убедился, что никакой артобстрел с моря не нанесет большого ущерба этим укреплениям, ввиду того, что цели были невидимыми и могли бы быть поражены разве что случайно. Все это, конечно, происходило еще до появления корректировочной авиации.
Возвращение в Эмден, а оттуда в Лер прошло без происшествий.
Через несколько дней я отправился в Норддайх, чтобы увидеть станцию морской радиотелеграфной связи с шестью мачтами. Оттуда я переехал на остров Норденей, где, согласно уже полученных нами ранее сообщений, тоже возводились укрепления.
Я прожил два дня в гостинице «Дойчес Хаус», прогулялся практически по всему острову и полностью убедился, что на нем нет ни одной пушки. Там даже не было гарнизона. И на самом деле, на острове не было ни укреплений, ни войск вплоть до самого начала войны.
Следующей целью путешествия был остров Вангерооге. Помимо самого факта, что на нем за последнее время появились солидные укрепления, у нас было очень мало сведений об этом острове. Моей задачей было устранить этот недостаток, но ее можно было выполнить только с максимальной скрытностью. Прежде всего, Вангерооге рассматривался немцами как ключевая позиция ко всей системе их береговой обороны и потому находился под постоянным наблюдением. Кроме того, доступ на остров был затруднен. Экскурсионные пароходы компаний «Гамбург-Америка Лайн» и «Норддойчер Ллойд», ходившие соответственно из Куксхафена и Бремерхафена, заходили на остров в курортный сезон, но во время моего визита, единственным средством добраться до острова был крошечный пароходик, выходивший из Харле, глухой деревушки у прибрежной железной дороги Норден-Занде.
Эта линия пересекала край, знакомый всем читателям «Загадки песков», она проходило мимо таких местечек, как Эзенс, Йефер и Каролинензиль, где Дэвис и Кэррьютерс с яхты «Дульсибелла», пережили множество приключений.
(Примечание переводчика французского издания капитана третьего ранга Андре Гийо: речь здесь идет о шпионском романе «The Riddle of the Sands» («Загадка песков»), написанном ирландским писателем Эрскином Чайлдерсом в 1903 году и очень популярном в Англии в довоенные годы. Английское название этой главы обыгрывает название романа — «Unriddling the Sands»).
На этой железной дороге не было большого движения, и все постоянные пассажиры были знакомы ее служащим. Потому новый путешественник на ней мог бы привлечь внимание, а если вдобавок еще было видно, что этот человек иностранец, особенно англичанин, то тут же возникли бы пересуды, о которых, по всей вероятности, вскоре узнала бы и полиция. Очевидно, куда надежней было бы поехать под видом немецкого экскурсанта, и как раз так я и поступил. Это был один из редких случаев, когда я сменил свое обычное готовое платье немецкого пошива на более изысканную одежду.
Поездка до Харле была очень скучной. Поезд пересекал гнетущую, совершенно плоскую равнину с редкими маленькими деревушками и шпицами церквей. Доминирующий цвет пейзажа — серый: серые ландшафты, серое небо, а в тех местах, где видно море, оно тоже серое, ограниченное песчаными дюнами и серой топкой грязью.
Из Харле маленький пароходик перевез меня на Вангерооге меньше, чем за час. На борту было не больше полудюжины пассажиров. Чтобы предотвратить любезные расспросы своих попутчиков, я занялся во время путешествия поглощением обеда, которому позавидовал бы сам Гаргантюа. Его я достал из огромных бумажных пакетов, без которых в то время ни один уважающий себя немец не отправлялся в путешествие.