С другой стороны, хорошо известно, что полагаться исключительно на радиопеленгацию чревато риском. Во время Ютландской битвы мы в очередной раз поняли это, когда по нашим расчетам флот адмирала Шеера должен был оставаться еще на рейде в Вильгельмсхафене, когда на самом деле он уже находился в море, поддерживая крейсера Хиппера. Немецкий Главнокомандующий явно обманул нас в этом случае: вероятно, он уже заподозрил, что мы используем радиоперехват. В любом случае, точно известно, что они сами уже достигли определенного прогресса в использовании этого метода, хотя их достижения оставались еще на примитивном уровне. Адмирал Шеер принял меры предосторожности: сменил длину волны и перенес передатчик со своими позывными со своего флагманского корабля на плавучий склад, стоящий в гавани Вильгельмсхафена. И мы продолжали перехватывать сигнал из одного и того же направления и по-прежнему с одинаковой мощностью, потому, естественно, предположили, что Шеер все еще находится в порту. Впрочем, это не принесло нам никакого особого вреда, потому что наш линейный флот уже находился в море для поддержки линейных крейсеров адмирала Дэвида Битти, и мы могли не опасаться, что Битти в одиночку столкнется с подавляющей силой военно-морского флота противника. Наши подлодки, действующие у немецких берегов Северного моря, тоже оказались великолепными разведчиками. С полночи 4 августа 1914 год а и до полдня 11 ноября 1918 года, немецкие порты Вильгельмсхафен, Куксхафен и Эмден ни на один час не оставались без английского подводного дозора. Организация этого патрулирования касалась, большей частью, военно-морской разведки, так как по ее просьбе собирались сведения о присутствии немецких кораблей в своих гаванях и об их выходе оттуда. И задача по сбору сведений была для них даже важнее, чем осуществление подводных атак.
Из-за того, что вначале радиостанции, стоявшие на наших подводных лодках обладали очень малым радиусом действия, любую информацию, посланную ими, необходимо было ретранслировать дальше. Молодое поколение, возможно, с трудом отдает себе отчет, с какой быстротой развивалась радиосвязь с 1914 года. В этом году был установлен рекорд на дальность для радиопередачи с подводной лодки, немецкой U-27, которая передала послание на свою базу с расстояния 140 миль; и этот рекорд был достигнут при особо благоприятных условиях.
К 1916 году, между тем, наши подводные лодки были оснащены мощными радиопередатчиками, вследствие чего их командиры получали точный приказ, находясь на патрулировании у немецкого побережья, не атаковать немецкий Флот открытого моря, увидев его корабли на выходе из портов. Они должны были отметить состав эскадр, их маршрут, другие подробности, и как только корабли удалились, немедленно всплыть и передать эти сведения по радио.
Потом подводные лодки могли проводить любые атаки по своему желанию, если, услышав радиопередачи, противник принимал решение вернуться на базу. В таком случае нельзя было надеяться на то, что немецкие корабли попадут в руки «Гранд-флита», потому и не стоило беспокоить его корабли, выводя их в открытое море.
Этот метод оказался успешным, однако, иногда его результаты разочаровывали, как показывает следующий пример. Линейный флот немцев вышел в море 23 апреля 1918 года и двинулся на север в сторону рифов Хорн, как раз к границе их минных заграждений. Поблизости находилась на патрулировании наша подлодка J-6. Ее командир пронаблюдал за проходящими кораблями, но по ошибке принял их за британские, и не отправил никакой информации в штаб Главнокомандующего. На следующий день, та же подводная лодка увидела возвращающийся Флот открытого моря и, на этот раз, опознала его правильно. Пронаблюдав за их проходом в течение нескольких часов, она отправила сообщение адмиралу Битти. Через некоторое время другая подлодка, E-42, тоже увидела немецкие корабли. Так как те возвращались в порт, ее командир подумал, что атака разрешена и выпустил четыре торпеды. Одна из них поразила крейсер «Мольтке». Ущерб был столь серьезен, что только после тяжелой буксировки большой линейный крейсер смог добраться до порта.
Кроме слежения за действиями Флота открытого моря, которое они обеспечивали постоянно, английские подводные лодки, патрулирующие у немецких берегов, были очень полезны также, чтобы сообщать нам о появлении новых вражеских минных полей.
Когда немецкие минные заградители выходили на постановку новых заграждений в чистой пока зоне, их почти всегда замечали, за всеми их операциями следили, и местоположение и границы новых полей сообщались Адмиралтейству через час иди два после их постановки. На секретных картах появлялось новое красное пятно, и все корабли в море были предупреждены, чтобы ни один из них не приближался к новому опасному району.
Когда после перемирия союзники установили свой контроль над портами противника, немецкого адмирала Хуго Мойрера, который вел переговоры о капитуляции и передаче флота с адмиралом Битти на борту «Куин Элизабет», попросили предоставить карты всех немецких минных заграждений, чтобы наши корабли могли осуществлять плавание в полной безопасности. Сравнив эти карты с нашими, мы обнаружили, что мы точно знали о местоположении каждого немецкого минного заграждения.
Немцы, со своей стороны, сами знали об этом хуже, и о нашей информированности и не подозревали.
Когда адмирал Мойрер направился в Фёрт-оф-Форт на начавшиеся переговоры, мы ему указали маршрут, которым он должен был следовать, и назначили место встречи с нашим эскортным крейсером. Он прибыл на встречу с опозданием и объяснил, что ему пришлось сделать большой крюк, чтобы обойти немецкое минное поле, расположенное точно на маршруте, который мы ему предложили. Офицеры штаба «Гранд-флита» смеялись в душе. Это минное поле было давно протралено, но немцы не подозревали, что оно исчезло.
В другом случае комедия смешалась с трагедией. Немецкое минное поле было поставлено в проливе Па-де-Кале. Мы решили незамедлительно приступить к ложному тралению — иначе говоря, пройти по нему, сделав вид, что тралим, но в реальности оставив мины на месте. Хитрость удалась. Одна из немецких подводных лодок, собираясь пройти по «чистому» фарватеру в проходе Дувра, пошла в кильватере тральщиков — и взорвалась на немецкой мине! Командиру подлодки удалось спастись, и он потом с тевтонским негодованием возмущался тем, как его обыграли!
Постоянное слежение за Флотом открытого моря осуществлялось, однако, не только в море, но и на суше. На немецких военно-морских базах были наши агенты, и мы получали от них бесценную информацию. Люди, занимавшиеся этой достойной уважения работой, хорошо послужили своей стране, и интересно знать что ни один из них не получил никакой правительственной награды.
Излишне говорить, что такая деятельность была намного опасней в годы войны, чем в мирное время. Кроме всего прочего, она требовала еще большего доверия.
Во время войны ошибочные либо специально сфальсифицированные сведения могли привести к катастрофе, и тогда не было ни времени, ни возможности их перепроверить, как это порой удавалось в мирное время. Во время войны один или два раза случались ложные тревоги, которые вызвали серьезную обеспокоенность в штабе военно-морской разведки.
Одной злосчастной зимней ночью наши силы поспешно вышли в Северное море, по установленному маршруту, чтобы нанести удар по движущейся эскадре противника, которая, по полученным нами сведениям, должна была через двенадцать часов атаковать наши линии коммуникаций. На самом деле, как мы узнали намного позже, эта эскадра действительно была в море и двигалась по указанному пути, но, из-за тумана, наши корабли разминулись с ней примерно на три мили, и противник вернулся в порт, причем мы не могли с уверенностью знать, ушел ли он на самом деле.