Дуглас Мюррей
Странная смерть Европы
Иммиграция, идентичность, ислам
Перевод этой книги подготовлен сообществом «Книжный импорт».
Каждые несколько дней в нём выходят любительские переводы новых зарубежных книг в жанре non-fiction, которые скорее всего никогда не будут официально изданы в России.
Все переводы распространяются бесплатно и в ознакомительных целях среди подписчиков сообщества.
Подпишитесь на нас в Telegram: https://t.me/importknig
Введение
Европа совершает самоубийство. Или, по крайней мере, ее лидеры решили совершить самоубийство. Выберет ли европейский народ согласиться с этим — это, естественно, другой вопрос.
Когда я говорю, что Европа находится в процессе самоубийства, я не имею в виду, что бремя регулирования Европейской комиссии стало непосильным или что Европейская конвенция по правам человека не сделала достаточно для удовлетворения требований конкретного сообщества. Я имею в виду, что цивилизация, которую мы знаем как Европу, находится в процессе самоубийства и что ни Британия, ни какая-либо другая западноевропейская страна не сможет избежать этой участи, потому что все мы, похоже, страдаем от одних и тех же симптомов и болезней. В результате к концу жизни большинства ныне живущих людей Европа перестанет быть Европой, а европейские народы потеряют единственное место в мире, которое мы могли назвать домом.
Можно отметить, что провозглашения гибели Европы были характерны для всей нашей истории и что Европа не была бы Европой без регулярных предсказаний нашей гибели. Однако некоторые из них были более убедительными, чем другие. В книге «Вчерашний мир» («Die Welt von Gestern»), впервые опубликованной в 1942 году, Стефан Цвейг писал о своем континенте в годы, предшествовавшие Второй мировой войне: «Я чувствовал, что Европа, находясь в невменяемом состоянии, вынесла свой собственный смертный приговор — нашему священному дому Европе, одновременно колыбели и Парфенону западной цивилизации».
Одно из немногих, что давало Цвейгу хоть какую-то надежду, — это то, что в странах Южной Америки, куда он в конце концов бежал, он увидел ответвления своей собственной культуры. В Аргентине и Бразилии он увидел, как культура может эмигрировать с одной земли на другую, и даже если дерево, давшее ей жизнь, умерло, оно все равно может дать «новый расцвет и новые плоды». Даже если бы Европа в тот момент полностью уничтожила себя, Цвейг чувствовал утешение: «То, что поколения делали до нас, никогда не было полностью потеряно».[1]
Сегодня, во многом благодаря катастрофе, которую описал Цвейг, древо Европы окончательно потеряно. Сегодня у Европы мало желания воспроизводить себя, бороться за себя или даже принимать свою сторону в споре. Власть имущие, похоже, убеждены, что не имеет значения, если народ и культура Европы будут потеряны для всего мира. Некоторые, очевидно, решили (как писал Бертольт Брехт в поэме 1953 года «Решение») распустить народ и избрать другой, потому что, как выразился недавний премьер-министр Швеции Фредрик Рейнфельдт, из таких стран, как его, приходит только «варварство», в то время как все хорошее приходит извне.
Не существует единой причины нынешней болезни. Культура, порожденная притоками иудео-христианской культуры, древними греками и римлянами, а также открытиями Просвещения, не была нивелирована ничем. Но окончательный акт произошел из-за двух одновременных конкатенаций, от которых теперь практически невозможно оправиться.
Первый — массовое переселение народов в Европу. Во всех странах Западной Европы этот процесс начался после Второй мировой войны из-за нехватки рабочей силы. Вскоре Европа подсела на миграцию и не смогла остановить этот поток, даже если бы захотела. В результате то, что было Европой — домом для европейских народов, — постепенно стало домом для всего мира. Места, которые были европейскими, постепенно превратились в другие. Так, места, где преобладали пакистанские иммигранты, походили на Пакистан во всем, кроме местоположения: недавно прибывшие и их дети ели пищу родного края, говорили на языке родного края и исповедовали религию родного края. Улицы холодных и дождливых северных городов Европы заполнены людьми, одетыми для предгорий Пакистана или песчаных бурь Аравии. Империя наносит ответный удар, — с едва скрываемой ухмылкой отмечали некоторые наблюдатели. Однако если европейские империи были сброшены, то эти новые колонии, очевидно, должны были остаться навсегда.
Все это время европейцы находили способы притвориться, что это может сработать. Например, настаивая на том, что такая иммиграция — это нормально. Или что если интеграция не произойдет с первым поколением, то она может произойти с их детьми, внуками или другим будущим поколением. Или что не имеет значения, интегрируются люди или нет. Все это время мы отмахивались от большей вероятности того, что это просто не сработает. Это вывод, который миграционный кризис последних лет просто ускорил.