И снова стоит задуматься о том, что произойдет, если пузырь лопнет и следующие поколения европейцев вдруг столкнутся с падением уровня жизни из-за того, что люди в остальном мире догонят их, или из-за того, что долги, накопленные благодаря ожиданиям Европы относительно «нормального» уровня жизни, превысят допустимые пределы. Как бы ни было приятно, пока это длится, вероятно, само собой разумеется, что жизнь простого потребителя лишена какого-либо реального смысла и цели. Напротив, она обнаруживает пробел в человеческом опыте, который пыталось заполнить каждое общество в истории и который попытается заполнить что-то другое, если наши собственные общества не приложат к этому усилий. Общество, которое продает себя исключительно ради удовольствий, быстро теряет свою привлекательность. Тот новообращенный после ночного клуба испытал наслаждение, но затем пришел к пониманию, что этого недостаточно. Нельзя сказать, что общество, в котором мы определяемся исключительно баром и ночным клубом, самообольщением и чувством собственного достоинства, имеет глубокие корни или большие шансы на выживание. Но у общества, которое считает, что наша культура состоит из собора, театра и игрового поля, торгового центра и Шекспира, есть шанс.
Но все равно остается нежелание смотреть в лицо этим глубинным проблемам. И каждый раз это сводится к чувству фатализма — в частности, к тому, что мы уже пробовали все эти вещи. Зачем нам делать все это снова? Наверное, это одна из причин того, что призывы к европейцам вновь обрести веру — даже со стороны церковных лидеров — звучат не в назидательных тонах прошлого, а в духе импичмента или даже частичного поражения. Когда Папа Бенедикт призывал европейцев вести себя так, «как будто Бог существует», он признавал то, что его предшественники редко могли принять: что некоторые люди сегодня не могут верить и что Церковь, тем не менее, должна иметь к ним определенный подход. Действительно, именно этот призыв, как никакой другой, сделал умирающую Ориану Фаллачи верующей в Папу Бенедикта, даже если она не верила в Бога. В другом месте Папа призвал преодолеть огромную пропасть между религией и философией, в частности, призывая к тому, что вместо того, чтобы быть врагами, религия и философия должны, по крайней мере, вести диалог друг с другом.[247]
В основе таких призывов лежит осознание того, что европейцы вряд ли смогут просто найти или придумать другую культуру или культуру получше. А также признание того, что современные европейцы, начиная со школьной скамьи, в настоящее время очень плохо справляются с празднованием культуры, которая взрастила верующих и сомневающихся в предыдущих поколениях и может взрастить верующих и сомневающихся в этом поколении. Все большее число как верующих, так и неверующих начинают понимать, что во время потенциально огромных потрясений в ближайшие годы недостаточно будет встретить их, предварительно раздевшись догола. Эта практика, конечно, является частью французской традиции, и именно поэтому, когда страна пытается ограничить ношение исламского головного платка или паранджи, она вынуждена оправдывать это тем, что также ограничивает ношение иудейских и христианских символов. Хотя многие люди видят в этом смысл, это также чревато игрой в стрип-покер, в которой вы начинаете раздеваться до гола, в то время как ваш соперник приходит полностью одетым. Не исключено, что исламские радикалы останутся во Франции, несмотря на запрет на ношение головного платка в некоторых общественных зданиях, а евреи, оказавшись между исламистами и спровоцированной ими секуляризацией, уедут. Ни то, ни другое не было бы желательным результатом.
Если культура, сформировавшая Западную Европу, не играет никакой роли в ее будущем, значит, есть другие культуры и традиции, которые обязательно придут на ее место. Наполнить нашу собственную культуру чувством более глубокой цели — это не прозелитическая миссия, а просто стремление, о котором мы должны знать. Конечно, всегда есть вероятность того, что прилив веры, начавший свое долгое отступление в девятнадцатом веке, снова вернется. Но независимо от того, произойдет это или нет, исправление культуры будет невозможным, если религиозные люди будут считать, что те, кто откололся от того же дерева, являются их самой большой проблемой, а те, кто находится на светской ветви, будут пытаться отделить себя от дерева в целом. Многие люди чувствуют боль от такого разделения и возникающую в результате этого обмельчания потребность в смысле. В нашей культуре произошел раскол, для исправления которого потребуется труд целого поколения.
247
См. в частности: Joseph Ratzinger and Marcello Pera, Without Roots: The West, Relativism, Christianity and Islam, Basic Books, 2006; Jürgen Habermas and Joseph Ratzinger, The Dialectics of Secularization: О разуме и религии, Игнатиус Пресс, 2006.