Грянул гром, будто над их головами кто-то с оглушительным хрустом разорвал чудовищный пакет чипсов, и небеса разверзлись. Хлынул проливной дождь и видимость сократилась буквально до пары метров. Робер торопливо забросил свою сумку в фургончик и предложил Билодо пересидеть ливень в машине. Считая, что грозу и в самом деле лучше переждать, почтальон согласился и стал огибать машину, чтобы сесть на пассажирское сиденье. В этот момент его внимание привлек крик. Билодо повернулся и увидел через дорогу Гранпре, того самого типа в неизменном домашнем халате, которому адресовала свои письма Сеголен. Открыв зонт, тот спускался по ступеням с балкона второго этажа, размахивая зажатым в руке письмом и наверняка желая его отправить, пока Робер не уехал. Билодо увидел, как он неосторожно ступил на дорогу, к тому моменту превратившуюся в вышедшую из берегов реку. Не посмотрев даже по сторонам, он побежал к ним, то и дело окликая, и не увидел грузовика, стремительно мчавшегося в струях дождя. Билодо махнул Гранпре рукой, предупреждая об опасности, грузовик отчаянно засигналил, но было слишком поздно — завизжали тормоза, колеса на мокрой дороге пошли юзом, послышался глухой удар. Грузовик, казалось, в то же мгновение застыл на месте, будто сообщив всю свою кинетическую энергию Гранпре, который взметнулся в воздух, будто огромная тряпичная кукла, пролетел десять метров и с утробным звуком грохнулся на тротуар.
Вокруг стали останавливаться машины. Вселенная будто застыла. Несколько мгновений слышались лишь рокот сбавляющих обороты двигателей и гул дождя, вгрызавшегося в асфальт и барабанившего по железным каркасам. Гранпре превратился в безжизненную массу, которую можно было бы принять за потерянный кем-то тюк белья, если бы не сотрясавшие его жуткие конвульсии. Робер отреагировал первым и бросился вперед. Вслед за ним побежал и Билодо. Они присели рядом с Гранпре, который лежал в неестественной позе с торчащими под нелепыми углами конечностями. По его спутанной бороде обильно струилась кровь, смыть которую был не в состоянии даже ливень. Бедолага был в сознании. Глазами, в которых плескался дождь, он с видом человека, все еще не верящего в случившееся, посмотрел сначала на Робера, потом на Билодо. Его ресницы трепетали как крылья бабочки. В руке он по-прежнему сжимал письмо, которое так хотел послать — письмо, адресованное Сеголен.
В ливневой канализации ревела вода. Гранпре угасал. Он отчаянно пытался сделать глоток воздуха, и Билодо даже показалось, что ему это удалось, что он задышал, но в этот момент умирающий как-то странно всхлипнул. К своему изумлению, Билодо понял, что он смеется. Да, это действительно был смех — бесцветный, призрачный, тленный. Билодо вздрогнул и осознал, что его окружают люди, других свидетелей этой сцены тоже обескуражило это зловещее фырканье, вырывавшееся из агонизирующей гортани. Гранпре еще немного посмеялся, будто над какой-то жуткой шуткой, затем закашлялся, разбрызгивая во все стороны кровавые брызги, подавился и затих. Потом каким-то чудом повернул голову, посмотрел на окровавленное письмо в своей руке, и его пальцы судорожно сжались на конверте. Гранпре закрыл глаза, сцепил зубы, сделал над собой неимоверное волевое усилие, из последних сил стараясь не выпустить письмо, и вдруг заговорил — произнес какое-то слово, но так тихо, что услышать его могли лишь склонившиеся над ним Робер и Билодо. Разобрать было очень трудно, но им показалось, он сказал «внису…». И вдруг умер. Его зрачки распахнулись и остекленели, глаза наполнились дождем, образовав два озерца. В ушах Билодо звучала его загадочная фраза. Что означало это «внису»? Может, «внизу»? Что этим хотел сказать покойный? Почтальону вдруг захотелось перевернуть его, чтобы посмотреть, нет ли чего под ним, но потом он усомнился, что понял все правильно: может, Гранпре через мучительные хрипы хотел сказать, что вот-вот вернется вниз, в землю, и превратится в тлен? Может, он намекал на «большой прыжок» в неизвестность, на погружение в мир теней, которое ему вот-вот предстояло совершить?