— Так… Было без четверти двенадцать, когда я оставила их вдвоем. Она завтракает дома с дочерью… Он же, он почти всегда питается в столовой для своих служащих. Если он сегодня там обедал, то обед кончается в… час, час десять. Сколько времени, Алиса?
— Половина второго.
— Он, наверное, поднялся к себе в кабинет, а может, пошел прогуляться. Интересно, рассказала она ему все или все-таки не все. Подожди, я попытаюсь сообразить…
Нажимая кончиками пальцев на глаза, она старательно напрягала свои телепатические способности, пытаясь как бы видеть сквозь стены и расстояния.
— Я думаю, она ему все рассказала. Со мной она была само спокойствие! Но потом должна была наступить разрядка и он, вероятно, наслушался такого! В этом случае он у себя в кабинете и ждет моего звонка! — выпалила Эрмина на одном дыхании.
Быстрым и нетвердым шагом она бросилась в свою комнату, откуда Алиса услышала шум набираемого диска телефонного аппарата.
— Алло… Алло… Да, это я… Как?.. Да, я так и думала… Что… Да мне все равно, не важно где… Договорились.
Она вернулась преображенная. Ярко накрашенные губы, два разных тона пудры на лице и серо-зеленые глаза, наполненные какой-то безумной мыслью, вызывающе светловолосая, красивая, благодаря сочетанию такого большого рта с таким маленьким носом, она вызвала восхищение и удивление Алисы.
— Черт возьми, прекрасная убийца!..
Эрмина ответила рассеянной улыбкой, она застегнула перчатки.
— Ну что?.. Ты с ним говорила?
— Говорила.
— Все, как ты предполагала?
— Да, она ему рассказала.
— И все же, Мина, если бы ты ее убила… Где бы ты сейчас была? Хотелось бы мне знать…
— Ты начисто лишена воображения.
Эрмина раскинула руки, и стало казаться, что она вот-вот улетит, что она как бы распята, что она возвеличивается прямо-таки на глазах.
— Да, — закричала она, — он ждал у телефона! Он повторял свое «гм, гм», как человек в затруднительном положении, бормотал бог весть что, он почти не упомянул об этой штуке, об оружии… Щелк, щелк-щелк…
Вытянутой рукой, согнутым указательным пальцем она целилась в стену. Потом опустила руку и нежно взглянула на сестру:
— Все начинается снова, ну же, Алиса! Прекрасная и невыносимая жизнь начинается снова! Но на этот раз я клянусь тебе…
Дрожа, как лань, Эрмина прижалась к сестре. Алиса своим боком почувствовала выступ исхудавшего бедра.
— Идем, моя бедная девочка. Пойдем, ты немного подкрепишься.
По лестнице Эрмина легко спускалась бегом. «Что с ней будет? — спрашивала себя Алиса. — А если бы револьвер выстрелил… Что бы сказал Мишель? С тех пор как я здесь, у меня нет времени подумать о Мишеле. А хочется ли мне сейчас думать о Мишеле?»
Она еле успевала за сестрой, вдыхала запах ее духов, одновременно продумывая, как бы поговорить с ней, терпеливо и весомо. Но она знала, что ничего подобного не сделает, она чувствовала себя чем-то обделенной по сравнению с Эрминой и немного завидовала ей.
Эйфория, охватившая Эрмину, когда она пила обжигающий кофе, довольно быстро прошла. Как только фаянсовые часы с кукушкой, висевшие на стене кафе «Банк и спорт», пробили два часа сорок пять минут, ее пыл начал угасать.
— Я предпочла, чтобы ты съела что-нибудь более существенное, чем эта воздушная булочка, — сказала ей Алиса.
— Придумаешь тоже… Во времена, когда я была манекенщицей у Вертюшу, профессиональные манекенщицы всегда говорили, что перед большим показом лучше немного поголодать, чем отяжелять себя перееданием. Впрочем, напитки в счет не шли… И хоп! Теплый кофе… И хоп! Стаканчик полусухого шампанского. При таких стрессах и усталости все это быстро выходило вон, поверь мне.
Она замолчала, быстро посмотрела на себя в зеркало и встала.
— Ну я пошла.
Смотря куда-то в сторону, она протянула Алисе руку в перчатке.
— Ты не хочешь, чтобы я тебя отвезла?
— Нет, знаешь, не стоит… А впрочем, да, отвези меня.
Она дала шоферу такси адрес бара на улице Поля Сезанна. Всю дорогу она хмурила брови и с очень сосредоточенным видом, как если бы она повторяла заученный урок, покусывала изнутри свои щеки. У Алисы хватило времени увидеть через открытую дверь бара, как какой-то мужчина стремительно поднялся навстречу Эрмине.
Вторая половина дня тянулась для нее очень медленно. Около пяти часов она решила вернуться к себе, где стала разбирать ящики письменного стола и комода. Она обнаружила два-три хорошо запрятанных письма, которые тут же уничтожила с холодной небрежностью: «В них было то, что огорчило бы Мишеля, если бы он их обнаружил… Все та же история с Амброджио! Значит, я не была хорошей женой? Конечно, была. С точки зрения супружеской жизни, я стоила Мишеля. Ни один из нас двоих не думал, что он изменяет другому. До чего же мы гадкие, сами того не подозревая…»
Поглядывая в открытое окно, она подстерегала наступление вечера, боясь, что темнота застанет ее врасплох. Она опасалась также оказаться во власти сентиментальных чувств, связанных с недавним прошлым и навеянных исписанными листками, слабым запахом духов, датой на почтовом штемпеле. Как только она почувствовала легкую дрожь, она перестала просматривать связки бумаг и раскрывать конверты. Алиса вымыла руки и одела свою маленькую шляпку с короткой вуалеткой.
«Меня нигде не ждут, ничто меня не торопит…» Слово «ожидание» возродило навязчивое видение: Эрмина и мельком увиденный мужчина, идущие навстречу друг другу.
На улице она шла размашистыми шагами, но как только зажглись первые витрины, она замедлила шаг. Канцтовары, фруктовые лавки, кондитерские будили в ней укоренившуюся привычку, потребность «купить что-нибудь Мишелю», что-нибудь приятное, какое-либо необычное сладкое… «С таким же успехом я могу принести что-нибудь для Коломбы… и для Эрмины… Но Эрмина и Коломба сейчас там, куда их зовут их собственные устремления. Одна работает и обслуживает своего бедного друга, обремененного профессией и больной женой. Другая — в пылу битвы за мужчину, которого она пытается сделать своим союзником… А я…»
Ее вдруг охватило желание ничего не делать, и она зацокала языком на манер Коломбы: «Тс… тс… тс…» Она купила фрукты, копченую говядину, хлебцы, посыпанные зернами укропа, пирожные. «Если они устали, будет приятно поужинать наверху с босыми ногами, как когда-то… Да, но когда-то нас было четверо, даже пятеро, считая с папой… Хлеб, подогретый на сковородке, копченая колбаса и сыр — все запиваемое сидром…»
Содрогнувшись от чисто физического ретроспективного ужаса, она вспомнила ту дальнюю рождественскую ночь: четыре сестры Эд в легких платьях цвета морской волны, создавшие оркестр и нанятые выступать в кафе, играют с пяти часов вечера до семи утра. «Я помню, что мы даже не осмеливались поесть из-за боязни скатиться под стол от усталости. Я со своей виолончелью скорее исполняла партию контрабаса: бум… бум… Тонико, доминанто, тонико, доминанто… Эрмину, которой исполнилось пятнадцать лет, вырвало всем, что она выпила, а публика аплодировала, считая ее пьяной. Коломба хотела убить какого-то типа ударом стула… А Бизута… Бедная очаровательная Бизута позировала в это время для «Художественного фото», то с лирой, то с молитвенником, то с облезлым львом, то с гигантскими тенями рук на ее теле…»
Все-таки она почувствовала какой-то прилив нежности, вспоминая некоторые вечера из прошлого, когда в нагретом углублении диванчика-закутка в атмосфере надежной безопасности собирались все четыре сестры Эд, самая красивая — иногда полностью обнаженная, самая стыдливая в длинной венецианской шали… «Это так далеко… Это уже невозможно вернуть. Теперь Мишель уж больше не разделяет моей судьбы, а Эрмина только что пыталась застрелить мадам Уикенд…»
Она задумчиво приступила к приготовлению легкой закуски, накрыла старой маленькой розовой скатертью письменный стол и расставила на нем приборы, сменные тарелки она поставила на рояль… «Как обычно, как всегда… Ой, я ставлю одну лишнюю тарелку, нас только трое… Неужели так трудно устроиться в жизни, закрепиться где-нибудь таким четырем девушкам, как мы?.. Не злые, не глупые, не уродливые, только немного упрямые… Семь часов. Где же может быть Эрмина? Никто никогда не задавал себе вопроса: «Где же может быть Коломба?» Коломба такая цельная, загнанная до предела, но неутомимая, все время курившая и кашлявшая, не была ли она всегда на том месте, где требовал ее долг?..» Знакомый кашель послышался за дверью, и Алиса поспешила открыть.