К городку они вышли к середине второго дня. Лена уже почти ничего не соображала, и не знала отчего: то ли от отчаянной боли в руке, то ли от чего другого. Ее лихорадило, болела голова, ломило суставы — как при гриппе. Мужчины подобрались: опознавательного знака в виде черного платья Странницы не было, просто группы из людей и эльфов несет раненую женщину. Их почти сразу направили в лучшему лекарю в городе, и именно там, в своеобразной приемной наемный убийца впервые рассказал. как глава совета магов приказал ему убить Далену Светлую. Лекарь осмотрел ее и не без облегчения перевел дыхание.
— Ничего страшного. Есть у меня подходящее лекарство, два-три дня — и она пойдет на поправку.
Он напоил Лену прохладным травяным отваром, сделал перевязку, очень ловко, аккуратно, почти не причиняя боли, похвалил того, кто зашивал рану, и уложил ее в собственной спальне на собственную постель, посадил рядом жену (она же медсестра и сиделка), а шут сел сам. Вдвоем они несколько раз обтирали Лену влажными салфетками, причем, судя по запаху, смоченными не водой, а тоже травяным настоем, в четыре руки поили лекарствами, ни на минуту не оставляя ее одну.
И действительно через день жар спал совершенно, как не было, а рука болела уже не так сильно, особенно если ей вовсе не двигать. Лекарь был чрезвычайно горд собой: не каждый день доводится лечить Светлую. Шут выглядел, наверное, хуже, чем сама Лена. Он спал по-собачьи вполглаза, прикорнув тут же на стуле, отказывался даже на пол прилечь, где жена лекаря постелила тюфяк. Он боялся выпустить ее из виду и не заметить, если ей что-то понадобится.
Гарвина тоже полечили, но с меньшим энтузиазмом. Как сказала жена лекаря, если эльф не умер сразу, он поправится быстрее любой собаки, раны у них порой на глазах заживают. Как оказалось, во время восстания Дарта здесь тайно лечили раненых эльфов. Гарвин, похоже, так и не мог переварить, что люди помогают эльфам по зову души, а не вынужденно, но надо признать, разговаривал со здешними совсем не так, как с людьми в других мирах.
В городе уже знали о гнусных происках совета магов. Волна казней после восстания эльфов не возмутила этот мир так, как решение убить Странницу. И город гудел, причем стража вовсе не рвалась разгонять недовольных, а местное чиновничество сидело за семью замками и носа на улицы не высовывало. В городке был свой маг, которого Милит едва спас от разъяренной толпы, потому что этот маг (так, чепуховый, раз в году дождь вызвать может, а потом целый месяц отлеживается от напряжения) был возмущен не меньше самой толпы. Убить Странницу! Обречь на гибель целый мир! Пролить кровь Светлой…
Никто не знал, к чему это может привести, здешняя история не сохранила ничего похожего, но табу имелось и здесь: над Даленой Светлой нет ни королей, ни магов, помогать ей — святой долг каждого, обидевший ее страшнее людоеда и отцеубийцы. Можно перевешать сотни людей и тысячи эльфов, но покушаться на жизнь Светлой…
Для этого не было слов. Маркус был уверен, что через пару недель, как не раньше, весь этот мир будет знать о преступлении совета. И совету не завидовал. А Лена представляла себе, что может сделать в случае смертельной опасности маг, и тем более группа магов, с толпой…
— Ну, — удивился Гарвин, — не думаешь же ты, что мы совсем уж ничему Дарта не научили? Впрочем, мы могли бы ему и помочь. Это, конечно, прямое вмешательство, которого ты не хочешь, но я бы с удовольствием размялся. Хотя бы чтоб избежать лишних жертв. Как думаешь?
— Не знаю, — не без истерических ноток в голосе ответила Лена. — Не знаю! Не хочу жертв! Не хочу, чтобы потом говорили, что Светлая натравила своих эльфов на людей! Ты не догадываешься, что слово «маг» может быть опущено?
— Ну как хочешь. — сдался Гарвин. — Нет так нет.
Маркус неприязненно на него посмотрел:
— Хочешь, чтобы она эти возможные жертвы себе приписала, да?
— Она не такая дура!
— Такая, — тихо произнес шут, поглаживая руку Лены. — Именно такая. Именно этим отличается от Странниц — она все грехи берет на себя. Не ругайся, Маркус, она и без Гарвина бы… Лена, как тебе доказать, что ты не виновата? Что маги виноваты сами?
— Никак, — проворчал Маркус. — Что она о себе как о Светлой думает, помнишь? Что она самом деле она тут ни при чем, все дело в нашей вере. Вот то же самое.
— Но покушаться на жизнь Странницы — это и в самом деле… — покрутил головой Милит. — Не слышал о таком. Я, конечно, не самый большой знаток истории, но мне кажется, Странницы неприкосновенны.
— Потому что не вмешиваются, — давя слезы, пробормотала Лена, — а я вмешалась…
— Первый раз? — удивился Гарвин. — Ну давай, начинай жалеть, что шута с эшафота увела, что не дала королю его удавить, что Владыку от смерти спасла, Милита, меня, Виану с Паиром, еще сорок шесть тысяч эльфов… Заодно пожалей о том, что люди просто расцветают там, где проходишь ты. Вера, говоришь? Ну и что с того? Пусть вера. Но ты — не зло, почему бы в тебя и не верить? Любая Странница — не зло. Даже та, что прокляла Трехмирье. Пойми ты, дура, что ты — просто хороший человек, волей судьбы наделенный такими возможностями, которые позволяют тебе влиять на историю! Это бывает так редко, что… что я и не помню. Добрые да хорошие — они ничего решить не могут, а даже если решают, у них не хватает воли это решение сделать событием. А ты — можешь! Тебе не надо на это затрачивать усилия и время. Тебе бывает достаточно просто сказать. В конце концов то, что ты уже сделала, перевешивает то, что еще только может здесь произойти. К тому же люди возмущены еще больше, чем эльфы, так что у Дарта появится очень много активных сторонников. И соответственно — возможность победить. Это ты понимаешь?
Лекарь, вошедший с кружкой в руке, ошалело вытаращил глаза:
— Дарта? Вы знаете Дарта? И Дарт жив?
— Месяц назад был жив, — сказала Лена, — и больше того, оказалось, что он наделен магией. Тебя это печалит?
Лекарь уронил кружку, которую у самого пола поймал Милит.
— Дарт жив? Дарт наделен магией?
Он опрометью выскочил из комнаты и вернулся через несколько минут с огромной бутылью.
— Мы должны это отметить! Светлые силы, Дарт жив! А значит, жива надежда! Светлая, ты вернула нам надежду!
— Кто знает, — заметил шут, — может, в этом мире появился король эльфов и людей?
— Дарт-то? — отозвался хозяин, разливая вино по чему придется. — О, если бы Дарт был королем! Беда, что у эльфов королей никогда не бывало, но Дарт… Дарт — это такой! Вы даже не представляете себе, какой он! Он настоящий вождь. Истинный! Мне даже кажется иногда, что он может стать Владыкой эльфов!
— Может, — подтвердил Гарвин. — Со временем.
— Владыка людей и эльфов, — медленно, словно пробуя на вкус, произнес шут. — Интересно, так может быть? Ты пошел бы за Дартом?
— Почему «бы»? — обиделся лекарь. — Я пойду за Дартом! В этом городе всяк за ним пойдет, кроме, может, нескольких выродков. Дарт отсюда родом. Мы знаем его. Дарт — это лучший человек, которого я знал за всю свою жизнь!
— Эльф, — поправил Маркус, принимая мензурку, в которой было вино.
— Какая разница?
Гарвин покачал головой.
— Знаешь, лекарь, это лучшие слова, которые я слышал за всю мою жизнь. А это намного дольше, чем твоя.
— Тебе лет двести уже, наверное, — предположил лекарь, когда все выпили за здоровье Дарта.
— Четыреста пятьдесят два, — усмехнулся Гарвин. — Я, знаешь ли, маг. А маги живут намного дольше.
— Ох! — обрадовался лекарь. — А если Дарт маг, то и он четыреста лет проживет?
— Почему четыреста? Может и семьсот.
— Светлая, скажи, ты дала Дарту магию?
— Нет, конечно, откуда у ме…
— Она, — кивнул Гарвин. — Она решила, что Дарту необходима магия. И нашла способ дать ее. Не спорь. Аиллена. Это могла сделать только ты. Потому что никто другой не может сделать Шаг. И потому что никого другого Вл… отец не стал бы слушать.