— Обижаешь, — хмыкнул Гарвин, — чтоб эльф себя обделил — это уже сказки. Я не стану вам мешать… но если не возражаете, все же посижу здесь.
— Мешай, — разрешила Странница. Она была некрасивая, высокая и худая (Лена слегка позавидовала), с густыми вьющимися волосами, примерно лет пятидесяти на вид. Плюс-минус триста лет. Плюс, конечно, что уж там… — Ты все-таки вступила на Пути. Они звали тебя, да? Так всегда происходит. Ты подобрала себе компанию — это редко.
— Зато удобно. Зайцев ловят, суп варят, тяжести таскают, дрова собирают.
— Это были фазаны, — поправил Гарвин, — а не заяц.
— Ты кому врешь? — засмеялась женщина. — Мне — не надо. У нас не бывает слуг, а вот друзья, которые берут на себя заботу о нас, бывают. Правда, редко, чтобы много, ну так и ты у нас особенная. За несколько лет сделала столько, что о тебе пошел слух по разным мирам.
— Ага. Хожу и Равновесие нарушаю.
— Послушай, эльф, она всегда такая колючая? Ты вольна делать то, что считаешь нужным, сестра, над тобой никого нет, кроме твоего долга. А уж в чем он заключается, ты тоже выбираешь сама. В конце концов, все мы стараемся немножко улучшить мир. Мы осторожно, а ты не мелочишься. Что там рассказывают про эльфа, которого ты наделила магией?
— Сказки, — пожала плечами Лена. — Я, как оказалось, могу жизнь даровать, а вот насчет магии возникают сложности. Зато я могу ее восстановить. Вернуть утраченное.
— Ах вон как! Да, верно. Очень возможно, что ты можешь ее пробудить.
— Магия в латентном состоянии? А так бывает?
— Очень часто. У эльфов так особенно. А чаще всего в тех немногих мирах, где магию считают преступлением. Люди сознательно или подсознательно давят ее в себе. То есть люди и эльфы. Кто знает, может быть, тот эльф — как раз такой случай.
— В таком случае я восстановила Равновесие, а не нарушила его.
— Узнаем лет через сто, — кивнула Странница. — Камень в пруд ты бросила, а уж как пойдут круги, судить рано. Ты не маленькая, понимаешь, что даже самый благой поступок может обернуться катастрофой, а то, что кажется чуть не преступлением, может оказаться выходом из критического положения.
— Вы боитесь катастрофы и не вмешиваетесь? — поинтересовался Гарвин. — Не делай ничего, чтобы не сделать худшего?
— Пожалуй, так. Ты ведь уже довольно много прожил, эльф? Ну так и сам подумай, останется она такой же, как сейчас, через триста-четыреста лет.
— Я приложу все силы, чтобы осталась, — словно соглашаясь, кивнул Гарвин. — Ты догадалась, что я тот самый эльф, при виде которого одна из твоих сестричек чуть не обделалась?
— Нет, не догадалась… Спасибо, что предупредил. То-то я чувствую неприязнь за твоей любезностью.
— Неприязнь? — удивился он. — Ошибаешься. Никакой неприязни. Нормальная такая здоровая ненависть. У тебя свои Пути, а у нее — свои. Она — Аиллена, а ты всего лишь Делен. А я эльф-некромант, и я все сделаю, чтобы не дать вам сбить ее с ее Пути.
— Ты знаешь, каков ее Путь?
— Откуда? Но пока она идет, она идет по своему Пути. И над ней нет ни королей, ни магов, ни богов. И уж тем более нет вашего… ордена.
— Ты веришь в легенды об Аиллене?
— Приходится, — засмеялся Гарвин. — Видел, знаешь ли, в действии. Эй, Аиллена, не в том смысле видел! Хотя… хотя признаюсь, в том — тоже.
— Гарвин!
— Волосы ты мне потом повыдергаешь, — предложил он, — или там глаза повыцарапаешь. Попозже. Когда я тебе объясню, зачем это сделал. Могу и сейчас. Хочешь?
— Нет, — тут же отказалась Лена, чувствуя, что краснеет. Вот ведь… никакой стыдливости по определению. Она что, вовсе не имеет права на личную жизнь без того, чтоб кто-то ее контролировал? Эротоман чертов! Ох, да лучше б эротоманом был, а то ведь с научно-исследовательскими целями подсматривал, мерзавец. Выцарапыванием глаз он точно не отделается.
— Ты столько уже сделала, — продолжила как ни в чем не бывало Странница. Ага, за ней никто не подсматривал, потому что подсматривать было не за чем. У нее не было шута. И Милита не было…. А за ней и шутом он тоже подсматривал? Убью. И Владыка меня поймет и даже не рассердится. — За эти жалкие несколько лет… Может, ты и правда Дарующая жизнь.
— Да ну что ты, — ласково сказала Лена, — это они все кругом сговорились, чтобы мне приятное сделать: и Владыка, и его эльфы, и ар-дракон…
— Ох ты, даже дракон…
— Ар-дракон. Вот он мне кое-что и объяснил. Без всякой магии и прочих штучек. Уникальный концентратор энергии, которой в моем мире не знают. И в твоем, думаю, тоже, потому как иначе бы ее научились использовать. И была бы ты лабораторной крыской. Белой.
Странница довольно долго молчала. Помалкивал и Гарвин, но глаза его смеялись. Может, он про лабораторную крыску и не понял, но уж ядовитость в голосе оценил.
— Может, где-то таких, как мы, и используют в качестве лабораторных крыс, — вздохнула Странница. — В более развитых мирах. Получается, мы родились посередине. Как ты считаешь, нам повезло?
Лена пожала плечами. Если первая встреченная Странница ей понравилась, а вторая — так еще больше, то эту хотелось… преобразовать во что-нибудь другое. Они просидели у костра еще пару часов, пока ночь не стала совсем уж непроглядно-черной, говорили в основном о Путях, делились увиденным. Странница знала о многих мирах, любила мир короля Дага, знала мир Дарта, но о проклятом мире услышала только от Гарвина.
— Проводишь меня туда, сестра?
— Нет, — отрезал Гарвин, и, только взглянув в его ледяные глаза, Странница утихла. Вспомнила, видно, рассказы подруги. То есть сестры.
Утром Лена встала довольно рано, хотя и не выспалась. Шут дрых как убитый и не шевельнулся ни когда она укладывалась спать, ни когда вставала. Гарвин и Маркус уже хозяйничали у костра, Милит, прихватил лук и стрелы, отправился за завтраком посытнее. Странница, умытая и довольная, помогала мужчинам: резала сыр и доставала из своих запасов сушеные фрукты. Лена сходила к ручью, уговаривая себя, что холодная вода крайне полезна и коже, и общему закаливанию организма, однако уговоров хватило только на банальное умывание, потому что мыться всерьез в родниковой воде могли только эти несгибаемые мужчины. Лена поделилась со Странницей своим кремом для всего. Эти сестрицы ничего сами делать не умели, и Лена ощутила нечто вроде гордости за то, что научилась хоть чему-то полезному, а не только просветленным улыбкам и благословениям. На радостях она отдала Страннице все баночки. У нее еще немного оставалось старого, все равно новый делать пора. Маркус с гордостью рассказывал, какие замечательные мази она делает, как быстро они помогают, быстрее даже чем эльфийские, если, конечно, магических не считать. Зевая, на четвереньках выполз из палатки шут, встрепанный даже больше обычного, встал, потянулся и увидел Странницу. Его лицо мгновенно посерело, он опустил глаза и даже не поздоровался, забыв всю свою учтивость. Странница удивилась:
— Ты вернулся?
Гарвин успел схватить Лену в охапку и оттащить, прежде чем она выдрала у сестрицы половину ее густых волнистых волос. Лена стряхнула с пальцев темные локоны (они упали в костер, что вызвало у Гарвина смешок), убедившись в том, что эта визжит не громче других Странниц. Маркус растерялся. Лена пнула Гарвина по голени, он охнул, но ее не выпустил, только посоветовал сдавленно:
— Светлая, я бы на твоем месте исчез и больше Аиллене не встречался. Кто знает, как действует ее гнев на ваших сестер.
Странница торопливо скидала вещи в мешок и сделала даже не Шаг, а Прыжок, и только тогда Гарвин разжал руки и рухнул на землю в пароксизме хохота. Так весело ему не было давно. Не видел, как бабы вцепляются друг другу в волосы. Лена, правда, тоже не видела и вовсе не думала, что на такое способна. Шут окаменело молчал. До Маркуса дошло.
— Это она, Рош?
Тот кивнул, не поднимая глаз. Лена обняла его крепче, чем ее саму только что обнимал Гарвин, и попросила:
— Не надо, пожалуйста, Рош. Плюнь. Она больше никогда не попадется тебе.
— Если у нее есть хоть капля мозгов, — подтвердил прохохотавшийся Гарвин.