Стало заметно прохладнее, погода была восхитительная. Здесь сентябрь был сплошным бабьим летом, да и октябрь тоже, по-настоящему осень подступала только в середине ноября, а зима начиналась. как ей и положено, строго в декабре. Эльфы вовсю вкалывали на полях, собирая свой первый урожай на этой земле. Даже без будущей ярмарки голод им не грозил, потому что урожай был отменный — Лиасс был очень доволен. Овощи перли и крепчали, что местные, что те, которые принесли с собой эльфы, а один то ли овощ, то ли фрукт, смутно похожий на очень мясистую помидорину солнечного цвета, чрезвычайно понравился Лене своей универсальностью: его можно было есть сырым, вареным, жареным, соленым — и все вариации были вкусными. За лето эльфы оборудовали рудник и уже начали добывать высокосортное серебро: первый слиточек подарили Лене, второй — королеве. Лена отдала свой ювелиру, а уж что он там из него делал, она пока не знала.
Когда они все успевали, невозможно было понять. Лена иногда вспоминала свой институт. Очень уж сильно опаздывать у них было не принято, так что к половине десятого народ исправно сидел на своих местах: девчонки красились, мужчины досматривали сны, в половине одиннадцатого массово пили чай, в час разбредались на обед, в четыре снова пили чай, в шесть кабинеты уже пустовали. Откровенных бездельников у них вроде не было, точнее, Лена так думала, пока не посмотрела на эльфов. Кайл, правда, уверял ее, что это не так уж для них и типично, вот когда жизнь войдет в норму, они и работать будут не по четырнадцать часов, но ведь еще не для всех построены дома, фермеры тоже не везде еще обустроились, а женщинам и детям не стоит зимовать в палатках, да и нельзя же зависеть от того, что привезут на ярмарку торговцы, стоит обеспечивать себя самим.
Лене делать было особенно нечего, разве что путаться под ногами у Арианы. Ариана, правда, на огороде не горбатилась и еду для молодежи не варила, зато постоянно занималась составлением лекарств и лечением немногих больных. Лене было доверено сортировать высушенные травы. Такая работа была как раз по ней: размеренная, спокойная и требующая усидчивости. Ариана поначалу контролировала, потом перестала, и Лена собой даже загордилась. Они много разговаривали — и о своем, о женском, причем откровенность эльфийки Лену все еще пугала, а Ариану забавляла застенчивость Лены, которая ну никак не могла себя заставить обсуждать, например, особо интимные ласки шута. И о прошлом. Ариана спокойно говорила о том, что Лену заставляло сдерживать слезы: о смерти мужа, об изнасиловании, о казни брата. И о будущем — тут фантазировали обе. И о Трехмирье.
Вот под влиянием этих разговоров у Лены и начало свербеть под ложечкой. Ей хотелось посмотреть, что стало с Трехмирьем. Попробовать разнюхать, нет ли где партизанских отрядов чудом уцелевших эльфов. Ведь удалось ей попасть точно на место казни Милита. Почему бы не попробовать?
Советоваться ни с кем, особенно с эльфами, она не собиралась. Наверное, просто понимала, что любой станет ее отговаривать. Их фатализм и вытекающая из него безжалостность Лене не нравились, потому она старалась лишний раз не провоцировать. Вопрос был только в том, кого взять с собой: Кариса или Маркуса — и как убедить шута, что ему там точно делать нечего. Беспокойство становилось все сильнее, уже не только шут чувствовал, но и замечал Маркус, замечала Ариана, обратил внимание и Лиасс, и Лена с трудом от них отвертелась: а не хочу об этом говорить — и все, мое, Светлое, дело. Подействовало. Лиасс только поклонился слегка, но наверняка приставил к ней кучу шпионов. А уходить можно из любой точки. Хоть из собственной кровати.
Маркусу она просто все рассказала. У него тут же вспыхнули глаза.
— Шута брать нельзя. Но уговорить его точно не удастся.
— А если мы сбежим? Оставим записку.
— Когда ты в тот раз сбежала, он чуть не свихнулся — связь оборвалась, он тебя не чувствовал.
— Во-первых, сейчас, может, и почувствует. Маркус, у нас связь, по-моему, весьма усилилась. Во-вторых, он будет знать, где я и что ты со мной. В-третьих, этот амулет дает Лиассу возможность знать, что со мной все в порядке. Мы постараемся побыстрее вернуться… хотя время по-другому течет. Вдруг мы вернемся через сто лет.
Маркус захохотал:
— Сколько ходил, такого не бывало. Самое большое пара месяцев разницы. Правда, шут за пару месяцев свихнется и перережет половину эльфов.
— Почему перережет-то?
— Потому что ты не за Трехмирье волнуешься, а за них. Милиту уж точно несдобровать. Ладно-ладно, шучу я! Я вижу, тебе неймется. Ну давай сходим… А ты уверена, что сможешь меня провести?
— Нет, конечно. Откуда я могу быть уверена, если у меня совершенно случайно все получается. Но попробовать-то можно.
Маркус сбегал к Карису. Того не оказалось на месте, и Проводник стащил у него лист бумаги и перо с чернильницей.
— Ну, пиши.
— А ты не умеешь?
— Умею, — обиделся Маркус.
— Вот и пиши, потому что я не умею. Понимаешь, когда я ваши буквы вижу, я понимаю, что написано, но не читаю. И уж точно не смогу написать. Пиши. «Рош, мы с Маркусом в Трехмирье, постараемся скоро вернуться».
— И все? — спросил Маркус, ровно и быстро выводя странные значочки. — Я не уверен, что «Рош» пишется именно так. Есть два варианта, но мне кажется, что у него древнее имя. Ладно, он поймет. А что-нибудь вроде «люблю, целую»?
Лена оттеснила его от стола и добавила по-русски: «Люблю. Лена». Маркус с интересом рассматривал ее почерк.
— Так у вас пишут?
— У нас так по-разному пишут, что ты даже не поверишь. Но в моей стране — так.
Они оставили записку на кровати, быстро собрались… Собственно, Маркус просто прицепил меч и накинул Лене на плечи плащ — она уже была в черном платье Странницы.
Она чувствовала себя как-то очень странно. Дикое возбуждение в сочетании со столь же диким беспокойством. Невнятные желания. Смутные мысли. Точнее, обрывки мыслей, связной не было ни одной. Скорее всего, ничего не получится, ну так попытка не пытка. Она не пыталась представить себе конечной точки маршрута, потому что уж точно ее не знала, даже не думала о Трехмирье, а просто схватила Маркуса за руку и сделала шаг. Шаг.
— Ох, черт… — тупо озираясь, пробормотал Маркус. — Так просто… Всего шаг… Никаких границ… Поверишь, я ничего не почувствовал. Вообще…
Они были в густом лесу, в горах, таких огромных, что Лене стало страшновато. Деревья были незнакомые, какие-то жуткие гибриды сосны и дуба, огромные, стволы в три обхвата, листья размером с детский зонтик, огромные корни, но не узловатые, а полированные и даже блестящие. Лена сняла плащ, хотя было холодно, Маркус попытался снова его набросить, но она покачала головой.
— А если тут и правда есть эльфы? Ты уверен, что они сначала спросят и только потом выстрелят?
Он ловко свернул плащ, связал и перебросил через плечо — как скатку, потом подал Лене руку. Шли они совсем недолго. Час, может быть, полтора. Правда, дорога вела все время вверх, и, хотя она была ровная, Лена выдохлась. Маркус скинул плащ на землю, наклонился, чтоб расстелить, да так и замер. потому что рядом с его рукой в опавшие листья вонзилась стрела.
— Не стреляй, эльф! — крикнула Лена. Ясный голос поинтересовался:
— А почему?
— Не стреляй в нас. Мы пришли помочь.
— Если бы я стрелял в вас, то я и попал бы в вас. Уходите.
— Ты Светлую не видишь, что ли? — не разгибаясь и вообще не шевелясь, спросил Маркус. После паузы голос ответил:
— Ну, вижу. Зачем ты пришла, Делен? Посмотреть на последних эльфов?
— Помочь последним эльфам.
— Светлые не помогают, Делен. Если хочешь пройти, иди, тебе я не стану препятствовать.
— Ты боишься одного человека? Он даже не маг.
— Вижу, что не маг. Тебе спокойнее, когда он рядом? Ну, пусть идет. Один неверный жест — и ты останешься без спутника, Светлая.
— Я могу и оружие снять, — осторожно выпрямляясь, сообщил Маркус.
— Стрела все равно быстрее меча. Оставь. Я же здесь не один. Ступайте по ущелью. Только без глупостей, человек.
Еще час они поднимались по тесному ущелью, все круче уходящему вверх. У Лены уже ноги не шли. Было холодно, и Маркус заставил ее надеть плащ. Сопровождал их кто-то или нет, Лена даже не пыталась узнать, а Маркус осматривался, хотя и безуспешно.