В обход величественной парадной лестницы, он повел ее по боковой – нарочито простой и функциональной, явно предназначенной для слуг. Спустившись на два этажа, они попали в большой гулкий вестибюль.
На входящих и уходящих смотрел портрет красивой молодой дамы в бархатном платье и бриллиантах, царственной, словно королева. Картину освещала огромная хрустальная люстра, каким-то чудом пережившая землетрясение, потеряв лишь несколько украшавших ее «перышек».
Дженкинс встал сбоку от тяжелой входной двери, вскоре к нему подскочили еще двое, все примерно одного роста, с одинаковыми темными волосами, у кого-то запыленными сединой, у кого-то нет. Этта на мгновение остановилась перед портретом, потирая больное плечо.
– Вам больно, мисс Хемлок? Дать что-нибудь обезболивающее? – спросил Дженкинс.
– О… э… нет, благодарю вас, – пробормотала Этта, спеша опустить руку. Болело ужасно, но она не хотела принимать никакие лекарства, – мало ли как они на нее подействуют. – И я Спенсер, а не Хемлок.
– Ты – Хемлок до мозга костей, – легко усмехнулся Генри. – Молча страдать из-за неукротимой гордости. Дай лекарство, Дженкинс.
– Звучит и впрямь знакомо, – подмигнул Дженкинс. Этта снова поразилась сквозившему в шутках «для своих» дружелюбию.
Генри опять церемонно предложил ей руку, но Этта проскользнула мимо, все еще поглощенная пятью словами: «Ты – Хемлок до мозга костей». Как было бы легко, правда? Принять, с удобством отдаться своему положению, занять место, предлагаемое ей?
Он достал две белые таблетки из серебряной коробочки в кармане куртки.
– Аспирин, – с короткой улыбкой успокоил ее Дженкинс.
– Я в порядке, – сказала Этта, стараясь не выдать голосом настороженности. – Правда. Спасибо.
Генри, казалось, собирался настаивать, но, еще раз поглядев на ее лицо – распухшее и красное от слез, не сомневалась Этта, – передумал.
– Идемте, джентльмены?
Когда они стояли рядом, сходство между Генри и остальными настолько бросалось в глаза, что Этта задумалась, не могут ли они все быть родственниками. Хемлоками.
Если они – телохранители, то не могли ли быть и двойниками? Мысль пронзила ее, словно копье. Четверо мужчин, включая Дженкинса, плотно окружили ее с Генри, заслоняя со всех сторон. Этта ожидала, что они разойдутся подальше, когда шагнут в льдистый ночной воздух, но они не разомкнули живого щита, даже когда вся компания двинулась по крутой тропе вниз. В их движениях читалась отточенная четкость военных; Этте оставалось только гадать, от чего приходилось так защищать Генри.
Хотя она и так знала. От Айронвудов. Человек рядом с нею, как и ее мать, был заклятым врагом Сайруса Айронвуда, посвятившим десятилетия борьбе с ним.
Дойдя до поворота, они резко остановились. Только тогда Генри еле заметно подал знак рукой отойти на несколько футов. Мужчины неохотно подчинились.
– Итак, – сказал он, вновь обращая все внимание к ней, – скажи мне, что ты видишь.
Этта поймала себя на том, что опять рассматривает его, вглядываясь в профиль: нос с горбинкой, жуткого вида шрам у основания левого уха, которое кто-то явно пытался отрезать. Он попытался укротить волосы шляпой, но они выбились на свободу, выгибаясь вверх, навстречу сырому воздуху.
Она обернулась к холмам и улицам, разбегавшимся в разные стороны, притормаживая перед заливом.
– Я вижу… страдания. Дыры на месте домов. Искореженные здания.
Но, в целом, картина разрушений – в учебниках истории описанная размашистыми катастрофическими мазками – была жуткой, но не подавляющей. Пугающей, но не повергающей в ужас.
– То, что ты видишь, – это город, разрушенный сильнейшими подземными толчками, но избежавший пожара, который на самом деле и вызвал основные повреждения и гибель людей в известной тебе шкале времени, – объяснил Генри, засовывая руки в карманы. – А застань ты этот момент времени в шкале Айронвуда, ты бы не увидела здесь почти ничего: так сильно был опустошен город одним небольшим изменением, породившим более значительное.
Это не Айронвудова шкала времени. Этта снова повернулась к нему.
– Что за изменение?
– Айронвуд, преследуя свои интересы, точнее интересы владений своих предков в обеих Америках, изменил окончание войны. Русско-японской – слышала, конечно?
Этта покачала головой.
– Нет… Подождите-ка, это же было до Первой мировой войны, так? Территориальные споры?