– Сегодня ты пыталась вырваться из клетки?
– Может быть.
Данилов вздохнул. Девчонка права. Клетка. И не важно, из чего эта клетка – из событий, обстоятельств, безденежья или, наоборот, безмерного богатства в мире нищих... Из собственных комплексов, иллюзий или самообманов... А важно то, что, вырвавшись из одной, человек попадает в другую, и тот вольер молодняка, что из тесноты хрущобки виделся раем, оказывается лишь склочной тараканьей коммуналкой в общественном зверинце.
Хотя... Все это мудрствования от лукавого. На поверку клетка из железных прутьев куда хуже той, что человек строит себе сам: в своей он хоть как-то чувствует себя защищенным от мира. А заключенный... Мир пытается защититься от нарушившего его установления человека и не вызывает в нем никаких чувств, кроме горькой обиды и желания отомстить за жестокость. А месть в мире людей считается справедливостью. Библейское: «Мне отмщение и Аз воздам» – никого не утешает. И героем остается самозваный граф Монте-Кристо, и даже богатство не делает его в сознании людей хуже.
Асфальтированная дорожка вывела на широкую площадку. Слева был летний ресторан с тонированными стеклами и широкой террасой. Дорогие автомобили проезжали, бесцеремонно притирая пешеходов к обочинам. Из приоткрытых окон несся грохот могучих стереосистем. Так они пропустили одну машину, другую...
Опасность Олег почувствовал как тревогу, скорую и острую. Но предпринять ничего не успел. Машина, тащившаяся едва-едва в потоке колеблющегося миража над мягким разогретым асфальтом, вдруг стала, обе дверцы синхронно распахнулись, оттуда показались фигуры мужчин, две пары сильных рук схватили девушку, и она исчезла в затененном дымчатыми стеклами салоне. Данилов рванулся за ней, но его движение по чьей-то воле перешло в падение, он крепко ударился надбровьем о бетонную бровку тротуара, попытался дернуться, но оказался жестко блокирован болевым захватом. Кто-то сильный и умелый держал его так, что Олег не мог даже пошевелиться.
Автомобиль проехал чуть вперед; из-за ресторанчика выкатил длинный лимузин, Олег, заметил: мелькнуло синее платьице – это Дашу пересадили в представительскую машину, и та медленно, разрезая поредевшую толпу отдыхающих, как раскаленный нож, двинулась прочь. А тот, первый автомобиль, подал назад, остановился рядом с Олегом, дверца раскрылась.
– Твое счастье, что все так закончилось. Принцесса сказала, ты хороший. – Голос был вполне доброжелателен и чуть насмешлив. – Она девчонка взбалмошная, но странная: никогда не врет. – Голос скомандовал конвоиру:
– Слава, отпусти его, – потом снова обратился к Олегу:
– Извини, что слегка поцарапали.
Издержки.
Из приоткрытой дверцы на асфальт вылетела свернутая в трубочку зеленая купюра.
– Без обид?
Олег только усмехнулся криво, сделал вид, что разводит руками, и жестко, с разворота воткнул локоть правой в печень продолжавшему стоять сзади охраннику.
Услышал, как тот рухнул на колени, но добавлять не стал, только сказал в безликое чрево машины:
– Да какие могут быть обиды? Все путем.
– А ты резкий.
– Какой есть. Кто вы?
– Ну ты спросил.
– А Даша – кто?
– Для тебя – никто. Прохожая.
– Мир не изменился.
– Именно. Добрые дела в нем наказуемы. – Человек в салоне помолчал, добавил:
– Это принцип. – Пауза длилась несколько секунд, потом человек скомандовал охраннику:
– Славик, давай в машину. Продолжения не будет.
Крепкий белобрысый парень бросил на Данилова цепкий взгляд и, морщась и зажимая правый бок, забрался на переднее сиденье. Дверцы захлопнулись, автомобиль тронул с места и плавно зашуршал вверх, через мостик, следом за уже скрывшимся лимузином. Вскоре он исчез, и колеблющееся жаркое марево над дорогой навевало мысли о том, что все это был сон. Или – мираж.
Мир вдруг померк. Олег увидел перед собой толстые стволы нездешних деревьев, ощутил сладковатый запах вольно цветущих нездешних цветов, увидел русоволосую девчонку, и тут – все заволокло черным, боль в виске затопила окружающее, запульсировала оранжевым...
А потом все исчезло. Олег стоял на мостике, нелепо озираясь, мокрый от пота.
– "Девчонка, просто прохожая, как мы теперь далеки..." – напел он тихо.
Огляделся. Вокруг все то же. Лето. Солнце. Люди. Разогретый асфальт.
Скрученную бумажку воздушной волной прибило к бордюру. Данилов наклонился, развернул. Толстощекий Франклин сиял ему с купюры необъяснимо-загадочной улыбкой Леонардовой Джоконды.
– Сто долларов – это всегда сто долларов, – тихо произнес Данилов, помолчал, усмехнулся, но очень невесело: