Под натиском свежих сил гернатовцы дрогнули, потом стали в беспорядке отступать, но главный отряд Лонгина загородил дорогу к крепости. Та уже пустовала, последние воины Герната покинули ее в начале боя с Лонгином, и оставалось либо сдаться, либо бежать за реку. Но распаленные горячкой боя воины короля не слышали раздававшихся порой слов о пощаде и били всех подряд – вот когда была отомщена кровь ополченцев. Отступающие бросились к реке, погоня покатилась за ними, и Странника, мокрого от пота и злого, подхватила за собой эта железная толпа.
Пропустив вперед Герната и его свиту, наиболее верные из вассалов вновь сомкнулись у моста и смело встретили объединившиеся королевские отряды. С Лонгина сбили шлем, по лицу его текла кровь, но, судя по его движениям, вряд ли его собственная.
Удар меча с хрустом обрушился на щит Странника, и щит треснул пополам, Странник, наклонившись, проскользнул под мечом, выбил из занесенной руки дубину, усаженную гвоздями, и тут же снова свистнул меч и перерубил древко копья. Странник успел отшвырнуть бесполезную палку и щит, который теперь только мешал, подхватил обеими руками топор и рубанул по ближайшей гернатовской шее. Теперь дело пошло лучше, – в лесу он валил деревья, помогал Нигрину, были и другие случаи – топор был ему сподручнее копья. В общем шуме исчез свист стрел – в подобной давке стрелять было невозможно, рубились врукопашную, и кони грызлись, как люди. Себастьян, Странник и еще несколько всадников прорвались на мост, и здесь каша заварилась еще круче. Теснота не давала развернуться, Кречет опять споткнулся, Странник поднял его на дыбы, опустил сверху топор на голову гернатовца, сзади все напирали и напирали, с ожесточением он рванулся вперед – какой-то пеший попытался стащить его с седла, Странник сунул его рукоятью в челюсть, замахнулся для нового удара, отклонившись назад, и в это мгновение его самого так ударило в грудь, что перехватило дыхание, все покачнулось, перевернулось, понеслось вверх так быстро, что он не успел даже подумать о смерти, потом новый удар – и мир перестал существовать.
Ноющая боль заставила Адриану очнуться. Она не сразу сообразила, что с ней и где она. Прямо перед глазами плавали черные полосы и никак не сливались в определенные очертания. Голову ломило непереносимо. Она повернулась – вокруг затрещало, захрустело, хлестало по бокам, она пыталась ухватиться за что-нибудь, провалилась и рухнула всем телом на мокрый песок. Она лежала под большой старой ивой, росшей под мостом у самого берега – длинные ветви, еще сохранившие сухие листья, сплетались над водой. Теперь она поняла – ее вышибли из седла, она упала с моста, ударилась головой о ствол и, зацепившись плащом, повисла на густых ветвях. Она с трудом поднялась, попробовала пройти к откосу и сразу упала на колени – не было сил. Стащила шлем – стало немного полегче. Видно, голова цела – кожа под шлемом смягчила удар. Сбросив рукавицы, ощупала плечо, грудь, ребра, нажимала на кости – хотелось выть от боли, но раны не нашла, так же, как и переломов, хотя там, под кольчугой, наверное, сплошной синяк: наконечник ли копья притупился, или двойная броня помогла, нечего было ее ругать, а все-таки Странник был слишком легок и в броне, весил бы немного побольше – из седла бы не выбили или упал бы на мосту и затоптали бы… А броня его спасла. Но она же его и погубила бы, упади он не на дерево, а в воду – потянула бы ко дну мгновенно… Случайность. И сколько же времени она провисела здесь? И чем кончился бой?
Вечерело. В поле чернели тела убитых, над ними уже собиралось воронье. И больше ни одной живой души, даже мародеров. Если б не это дерево, не плащ, и Странник тоже…
Адриана машинально подняла шлем, прижала его к груди правой рукой, а левую, пытаясь собрать воедино рвущиеся мысли, поднесла к виску. То, что она разбита и осталась без коня – неважно. Сознание не потерпело ущерба – это главное. Но где же, где же конец той мысли, которая ей сейчас так нужна? Ее спасло чудо, рассказать – не поверят. А если бы убили, в этом ничего чудесного не было бы. Обычный случай. И наверняка нашлись бы очевидцы гибели Странника. И найдутся. Странник убит. Его проткнули копьем, его затоптали кони, он утонул. Странник умер, Адриана свободна.
Все произошло само собой – так, как она хотела. Она ничего не подстраивала, не хитрила, не изменяла, не предавала. Так сложилось. Она ничего не сделала для своего освобождения. Прощайте, король, Лонгин, Раймунд, Себастьян, Даниель! Прошлое прошло.
Да, но Вельф? Что с ним будет? Он, конечно, не погибнет, но разве это не измена? Нет. Странник мертв, а Вельфу служил Странник, не Адриана. Адриана служит только самой себе и всем людям… Правда, смерть Странника его огорчит. Может быть, даже причинит ему боль – еще бы, ведь он сам послал Странника навстречу гибели! Но он солдат, он скоро утешится, и разве одного лишь из своих соратников потерял он в этой войне? А так он хотя бы поймет, что был неправ, что нужно было слушать Странника, а не собственную гордыню. И потом, мне ведь тоже… Мой бог! Нет, о Вельфе лучше не вспоминать. И Странник обязательно должен был погибнуть в первом же сражении. Так уж он был устроен. В этом можно увидеть даже перст судьбы. А мысли уже неслись дальше.
«…Все загнать. И эту красивую сбрую тоже, – она провела пальцами по серебряному кресту, вышитому на плече. – А за кольчугу, панцирь, шлем любой торговец даст хорошую цену. А Менассе тем более, хотя неизвестно, пойдем ли мы в Вильман. Да, и еще кошелек из казны. На это можно прилично прожить какое-то время, к тайнику над Монтенаром возвращаться нельзя – опасно. До поры… И нет у меня теперь для защиты ни копья, ни щита, ни топора. Только, как всегда, нож за голенищем. Вот он. Обходились мы им четыре года, обойдемся и дальше. Хорошо бы разжиться конем, может, здесь бродят из-под убитых, а нет – пойдем и так. Пойдем…» Она заметила, что все еще стоит на коленях. Поднялась опять, еле удержав равновесие. Пошатнулась, но устояла. Сделала несколько шагов и остановилась у кромки воды. Надо идти к мосту или поворачивать назад. Не важно, куда. Надо идти.