– Так ты передай жене-то, – обратилась Адриана к Стефану, стремясь перекричать треск огня и стук топоров, – ты передай…
– Что? Что ты сказала?
– Рада я за нее!
– Слушай, а ты приезжай к нам на крестины! В воскресенье! Попразднуем! Кумовьями будем! Приедешь?
– Приеду, спасибо.
– Так я Берте и передам!
– Ага! А теперь прощай, у меня дом без присмотра оставлен, недолго и до греха…
– До встречи…
Они только чуть отступили друг от друга и тотчас же потерялись в толчее.
Адриана и вправду собиралась уходить. Теперь, когда уменьшилась опасность, что пожар распространится дальше, совершенно ни к чему было торчать здесь. Слишком много народу. Слишком светло.
Опустив на лицо капюшон, она побежала обратно. Ей показалось, что знакомый голос крикнул вдогонку: «Эй!» «Нет уж, Стефан, в гости я тебя не приглашу, и не жди. Двигай в свою гостиницу». Она поддала ходу. «А пограбили там, должно быть, знатно, – подумала она, отпирая дверь. – Кое-кто неплохо нагрел руки на этом пожаре». Она чувствовала себя гораздо лучше, отвлекшись от мрачных мыслей, – побегала по морозу, засветило временное убежище, и, кроме того, вспомнился Книз, пожар у городских ворот, когда она сама чуть не сгорела. По этим причинам спала она крепче и дольше обычного.
Проснулась она от стука. Не в свою дверь, нет – тут она взвилась бы, не успев открыть глаза. Кто-то ломился в дверь напротив. Она спустила ноги на пол. Судя по полосе света, пробившейся сквозь ставни и лежавшей у ее ступней, был уже день. Стук продолжался. Она встала, кутаясь в одеяло. Обычная осторожность подсказала ей, что открывать окно не следует. Прижалась лицом к щели и чуть было не отпрянула от крика:
– Люди! Грабеж средь бела дня!
– Открывай!
– И не открою! И нет на нас никакой вины! До самого наместника дойду!
– Перестань орать, дура! Никто тебя не грабит, не хватает, хотя нужно бы… – низкий голос неторопливо цедил слова. – А велено посмотреть, кто в доме есть, и если кого утаишь – пеняй на себя!
«Ну вот и все. Дождалась». Адриана затаила дыхание. Она их видела со спины – трое, в длинных коричневых плащах, под каждым из которых топырился меч, и в шлемах с гребнями. Двое вошли в дом, один остался у ворот – следить, не полезет ли кто из окна. Адриана неслышно отступила, быстро натянула на себя платье, нащупала ножны на поясе. А может, это и не ее ищут? Может, поджигателей или мародеров? А, все равно – ее, не ее… Она вновь приникла к окну. Во всем тупике ставни приоткрылись только в двух-трех домах. Перепугались… Раздался звон посуды – видно, у кого-то барахло начало прилипать к рукам – и двое снова показались на улице. Обернулись.
– Дальше куда? – спросил тот, что оставался. Пар вылетал у него изо рта. Войлочный подшлемник опускался на плечи. Он был похож на собаку.
Тот, что отдавал приказ, – у него на одежде был нарисован арвенский орел, – огляделся и ткнул пальцем перед собой.
– Туда.
Это было дом Адрианы. Она быстро прошла в холодную кухню, заперев за собой дверь. Здесь имелся топор и целый арсенал предусмотрительно наточенных ножей. Все это она стала выкладывать на стол. Усмешка окаменила ее лицо. Снаружи уже стучали.
– Эй, кто в доме есть! Открывай! – Пнули сапогом. – Отпирай! Или оглохли?
«Нет уж, открыть я вам не открою. Входите в дом сами, как умеете, а уж отсюда вас вынесут».
– А кто здесь живет?
– Говорят, какая-то вдова…
– Слушай, по-моему, здесь никто не живет. Окна на запоре, и дым из трубы не идет. (Адриана возблагодарила Бога за то, что не успела затопить очаг.) Может, они здесь уехали?
– Кто их знает, может, и уехали. Вдовы, они ведь шустрые… Ну ладно, наддай-ка еще. Лауданцы – они как крысы, засядут в норах – только выкуривай… Эй! Открой!
«Ну что, парни, ломайте дверь. А за ней ваша смерть стоит. Помирать, так уж всем вместе. Сама сгину и вас с собой заберу. Помолились перед смертью, парни?»
Словно прочитав ее мысли, один сказал:
– Может, собьем дверь-то?
– Нет, это не надо. Сказано – без лишнего шума. Возьмем дом на заметку… Или лучше вот что. Мы дальше пойдем, а ты покарауль здесь пока.
– Холодно же, братцы!
– А фляга на что? – засмеялся третий.
Ушли. Она взяла в руки топор. Ну, стукнет она этого, а дальше что? Лучше пока затаиться.
Одинокий охранник мерз у ворот. Видно, во фляге было маловато. Он прыгал, стучал ногой о ногу и чертыхался, но поста не покидал. Изредка доносились голоса, стук. Время тянулось невыносимо. Наконец они вернулись.
– Ну что?
– Тихо. Да нет здесь никого, говорю вам. Вот и снег с крыши не счищен… И пошли погреемся куда-нибудь, из других-то переулков наши наверняка давно вернулись, а мы все здесь.
– Да, холодновато.
– Ладно, пошли. Только греться будешь потом, как доложимся. И завтра с утра вернемся, проверим…
«Возвращайтесь, возвращайтесь. Завтра меня здесь уже не будет. – Она села на стол, подобрав закоченевшие на полу босые ноги. – Однако солнце садится. Пожалуй, что к закрытию ворот и не успеешь. Ничего, мы не будем суетиться. Сейчас мы как следует соберемся, перекусим, – она вспомнила, что со вчерашнего дня не ела, – и на рассвете отправимся. Если застану в «Золотом Солнце» своего будущего кума – тем лучше, а нет – нанимаю там же, на постоялом дворе, лошадь и прямиком в Нижнюю Лауду, к Берте. А там осмотримся».
Так она и сделала. Увязать кое-какие вещи, подкрепиться, передохнуть было делом недолгим. Вскоре после полуночи она была уже снова на ногах. Оделась потеплее, мешочек с деньгами спрятала на груди под платьем. Удостоверилась, что за домом никто не следит, и в полной темноте выскользнула за ворота. Дурная примета для начала пути – покидать собственный дом по-воровски, оглядываясь и таясь, не зная, когда вернешься и вернешься ли вообще, но у нее не было времени размышлять об этом. Она хотела до света пересечь площадь. Мороз рвал легкие. Она, однако, не бежала – ночная стража могла обратить внимание на бегущую фигуру.