Действительно, Даниеля трясло, и в углах рта, казалось, вот-вот выступит пена. Все же он услышал вопрос.
– Нет, я здоров и понимаю, что говорю! И еще я обвиняю Вельфа Аскела в сообщничестве с этой…
– Разве можно доверять человеку, который сейчас не в полном разуме? – шепнул Раймунд наследнику, за выражением глаз которого он тщательно наблюдал. И он угадал. Тот махнул рукой:
– Пусть его уберут. Потом…
– Неправда, я не болен! Все, что я говорю, – истина!
Его взяли под руки, но он упирался. Наконец его вытолкали из зала, он успел еще крикнуть в дверях:
– Умрешь! Умрешь!
Она лишь пошевелила губами.
Раймунд несколько успокоился. Этот Арнсбат и вправду не слишком умен. Если б он подтвердил, что в самом деле болен и падучую на него навела Адриана, это был бы лучший довод в пользу обвинения.
– Что ты теперь скажешь, женщина? – спросил епископ. – Или ты тоже будешь утверждать, что он не в себе?
– Почему же? Он здоров, хоть и готов свихнуться от злобы. А дело, достойные судьи, проще простого, и я готова изложить его, если будет на то ваша воля.
– Излагай. – Епископ был доволен, что допрос наконец-то принял сколько-нибудь приличествующий вид.
– Нечистая сила здесь вовсе ни при чем. Арнсбат родом из Книза, как и я. И не я его преследовала, как можно подумать, а он меня. Он, честные сеньоры, хотел, чтобы я вышла за него замуж. Я не пожелала – это же глупая и злая скотина, господа судьи. Тогда он попытался меня принудить, пригрозил, что выдаст меня королю или другим. На что я пообещала ему в подобном случае прирезать его. Он испугался, а сейчас почувствовал себя в безопасности, вот и распустил язык. А так как судить девушку за то, что она за кого-то там не желает замуж, нельзя, он и наплел всякой мерзости.
– И больше ты ничего к этому не прибавишь?
– Ничего, преподобный отец.
– Никогда в жизни не поверю, чтоб рыцарь захотел жениться на такой! – вскричал Унрик.
– А я склонен ей верить, – заметил Раймунд. – При том, что мне известно о Даниеле Арнсбате, эта история звучит весьма правдоподобно.
– Да и рыцарь-то он из худородных, – добавил Лонгин.
Тут сеньор Меласси, за весь вечер не проронивший ни слова, вдруг вымолвил:
– Ну хорошо. А что он тут начал про Вельфа Аскела?
– Да, именно! – подхватил Унрик.
Она снова чуть напряглась.
– Благодарю вас, мои благородные друзья. Отвечай на вопрос!
– Вельф Аскел ни при чем, как и нечистая сила!
– Не объясняется ли столь наглое поведение уверенностью в том, что Вельф Аскел выручит ее? – Унрик обращался к епископу, но ответила опять Адриана, причем весьма резко:
– Вельф уверен в моей смерти, так же, как вы были в ней уверены, и это никому не мешало, кстати сказать!
– Он знал, кто ты на самом деле?
– Ничего он не знал!
– Как же это могло быть, что он не догадался, пока ты у него служила?
– Вы же все не догадались!
– Но он знал тебя дольше всех!
– А присутствующий здесь граф Лонгин знал меня столько же времени, что и Вельф! Почему его ни в чем не обвиняют?
Лонгин отвернулся и пробормотал что-то нечленораздельное. Продолжать было опасно, она могла дойти и до короля, и епископ решил покончить с этим пунктом.
– Смотри же! Ты свидетельствуешь за него, но против себя.
– А мне наплевать! Это правда.
– И все равно он бы, наверное, многое порассказал, – не унимался Унрик.
– Ничего бы он не рассказал. И нечего ему здесь делать. И если уж взялись за меня, так от него отвяжитесь. А то собрались здесь неизвестно чего ради!
– В самом деле, что же с ней делать? – спросил Осберн. – Я, по чести, ничего не понял.
– Не беспокойся, разберемся, – ухмыльнулся Унрик, – и доберемся!
Принц поднял руку, призывая к молчанию. В дверях показался Торвальд.
– Отвести ее в темницу. Я думаю, в Гондриле есть темница?
– Конечно, есть.
– Приковать. У дверей – охрану. Что делать – решит суд. Состав его мы определим. В ближайшие дни мы решим ее судьбу. Все.
Адриану подняли с табурета, и в сопровождении охранников – один впереди, другой сзади, – она покинула зал.
– Вы также можете идти отдыхать, благородные сеньоры.
Раймунд вышел последним. На галерее он задержался. Рядом Меласси, Теофил и Унрик обсуждали достойное и мудрое решение принца. Среди толпящейся внизу челяди и многочисленной охраны Раймунд сразу заметил Даниеля. Он стоял у самой лестницы, задрав голову вверх. Глаза его выражали неприкрытую злобную радость. Посмотрев туда же, куда и Арнсбат, Раймунд увидел на лестнице сивую макушку между двумя медными касками. А потом… Раймунд не разобрал, да и никто не разобрал поначалу, что там происходит.
Никто не уследил, как удалось Адриане вытащить кинжал из-за пояса шедшего впереди стражника и в то же мгновение, перемахнув через перила, спрыгнуть вниз. А пока Раймунд разглядел только блеснувшее лезвие и услышал отрывистое: «Получай!». И сразу же столпившиеся солдаты и слуги бросились на нее. Били ее на этот раз гораздо жесточе, чем в Лауде, с той яростью, какую рождает у людей вид крови, топтали, и уже извлекались из ножен мечи.
– Что делаете? – заорал Лонгин, устремляясь к клубящемуся на полу скопищу тел. – Ведь насмерть забьете!
Торвальд кинулся растаскивать своих зарвавшихся подчиненных, и они отступили от распростертого на плитах тела.
– Неужто убили? – спросил Лонгин.
Словно в ответ на его слова Адриана приподнялась, и, прежде чем она успела что-нибудь сделать, ее схватили и поставили на ноги. И то, что увидел Раймунд, потрясло его до глубины души. Ее избитое лицо под патлами волос смеялось.
– Зачем ты это сделала? – крикнул он с отчаянием. – Зачем?
В наступившей тишине раздался неторопливый голос наследника:
– А что с тем?
Тут только вспомнили про Даниеля, которого нигде не было видно. Его нашли под лестницей, куда он откатился или его отшвырнули. Он был мертв – убит тем единственным ударом, который вырабатывается большой практикой.
Адриану увели. Меласси, Теофил и Эсберн вызвались сопровождать ее до темницы во избежание новых происшествий, а остальные вернулись в зал.