Адриана. Странник ему служил.
Епископ. Почему же ты послушалась Николаса Арнсбата?
Адриана. Я его уважала.
Епископ. А сыну его ты отплатила ненавистью и смертью!
Адриана. Иное яблоко падает весьма далеко от яблони.
Принц Филипп (все это время сидел откинувшись в кресле, прикрыв глаза). Ты так думаешь?
Адриана. Думаю. И твоя светлость тоже.
Принц. Пока достаточно. На сегодня нам предстоит решить еще много дел. Пусть ее уведут. Мы продолжим завтра.
Уходя, она не оглянулась. Было такое чувство, будто она лично оскорбила каждого из присутствующих.
– Ехидна ядовитая, – пробурчал Унрик. – Ничего, и не таких ломали… Мужчины плакали, на коленях ползали… ничего!
– И так кичится своими знаниями… – молвил Гельфрид. – А ведь я не желаю ей зла… не должен желать. Но это душа… я почти сомневаюсь, что ее можно спасти.
– Кого? – недоуменно поинтересовался Лонгин.
– Душу.
– А-а. Между нами, в храбрости этой девчонке не откажешь. Как и Страннику. Только Странник хитрый был, осторожный, а эта так и лезет напролом. Верно, друг Раймунд?
Раймунд покачал головой. Ему было из-за чего тревожиться. Своим поведением на суде Адриана могла свести на нет любую защиту, и он готов был предвидеть самое худшее, хотя, конечно, все самое худшее, что она могла сделать для себя, она уже совершила вчера. В то же время в мозгу его начало созревать некое решение, обдумыванию которого он посвятил оставшиеся свободными часы, а их было немного – после обеда наместник принимал вассальную присягу от прибывших лауданских рыцарей, по большей части это были прощенные мятежники, вновь возвращавшиеся в свои наделы, а Раймунд вынужден был присутствовать. Адриану он решил сегодня не посещать. Если эта злость в ней от отчаяния, надо дать ей время одуматься и прийти в себя.
Следующий допрос начался именно с того, чего опасался Раймунд – с обвинений в ведовстве. Адриана, как и прежде, все отрицала. Некоторое время дознание топталось на месте.
Адриана. Какое ведовство? Нет этому ни свидетельств, ни доказательств. Один лишь злобный навет, причины которого вам известны!
Епископ. Вот тебе первое доказательство – все слышали, как ты высказывала знания невозможные для женщины, тем паче низкого рода. Разве такое не от дьявола?
Адриана. Святая Екатерина еще отроковицей победила в споре пятьдесят ученых книжников.
Епископ. Как смеешь ты себя сравнивать!
Адриана. Я не сравниваю. Я хочу сказать, что святые должны служить нам примером, что женщина может быть ученой и что знания – от Бога. Тем более, что Екатерину все равно потом казнили…
Епископ (побледнел, поняв скрытый намек). Вот второе доказательства – смерть Генриха Визе. Все знают, что это дело твоих рук. Но никто из пленных рыцарей не мог объяснить, как это случилось. Они были убеждены, что здесь замешаны темные силы, нашедшие прибежище в Великом лесу.
Унрик (тихо). Говорили, что его уволок (шепотом) сатана, поэтому тело бесследно исчезло…
Адриана. У ордена плохая разведка, иначе бы они знали, что бесследно ничто не исчезает.
Раймунд (радуясь изменению темы). Визе был одним из главнейших врагов короны. Его убийство нельзя счесть преступлением. Особенно если она подчинялась приказу сюзерена.
Лонгин. Вот именно. Приказ есть приказ.
Адриана. Я убила бы его и без приказа.
Епископ. Она снова хвалится убийством. Вот наущение дьявола!
Унрик. И ведь Визе – не чета какому-то там Арнсбату.
Адриана. Это верно.
Унрик. Он был прославленный полководец, и, в конце концов, лицо духовное. Так что это преступление гораздо серьезнее.
Адриана. Вы все воевали с орденом.
Епископ. Сейчас мир.
Адриана. А если папа даст войска Великому Магистру?
Епископ. Он этого не сделает – у меня точные сведения.
Адриана (иронически). Ну, тогда, значит, песенка моя спета.
Унрик. Короче, за смерть Генриха Визе…
Раймунд. Однако Странник удостоился за это от его величества благодарности и награды!
Епископ. Позволю себе напомнить, что Странник – чистейшей воды фикция. Неизвестно, что сделал бы король, узнав, от чьей руки пал Визе. И она к тому же намекает, что предприняла это по собственному почину.
Лонгин. Пусть точно скажет, был приказ или нет.
Адриана. Это безразлично. Визе был негодяй, клятвопреступник и губитель невинных.
Епископ. Не тебе было судить его! Один лишь Бог…
Адриана (перебивая). Значит, Бог его и покарал при моем посредстве.
Епископ (гневно). Видано ли где нечто подобное! Ее судят как ведьму, а она не только отпирается, но и пытается выдать себя за орудие божественного правосудия! Ты все еще веришь, что никто не осмелится дотронуться до тебя? Посмотрим, как ты запоешь, когда кости твои затрещат на дыбе и острые клинья вопьются в твое тело!
Адриана. Кого вы пугаете? Меня? Меня, которой три с лишним года приходилось любоваться делами ордена? Вам за ними все равно не угнаться, и не старайтесь. Хотите, расскажу, что они придумывали? Берут, к примеру, мешок с крысами…
Епископ. Не сравнивай нас с этими богоотступниками!
Адриана. Ах, они богоотступники? А почему меня тогда судят за убийство Визе?
Епископ. Потому что только мы имели право уничтожить его!
Адриана. Но ты только что сказал, что это мог сделать лишь Бог. Выходит, ты не делаешь разницы между собой и Богом?
Епископ (сквозь зубы). Я – смиренный слуга Господень.
Адриана. Тогда ты худший преступник, чем я! Потому что не дело слуги брать на себя права господина!
Епископ (встал). Теперь, я думаю, все здесь убедились, что добром от этой женщины правды не добьешься и ничего, кроме оскорблений высокого суда, мы не услышим. Поэтому я требую пытки для преступницы и тягчайшего наказания за совершенные преступления.
Общее молчание. Наследник, наконец, понял, что все ждут, чтоб он высказался.
Принц. Мы обсудим этот вопрос. Он не требует такого срочного решения, как дела, известия о которых получены сегодня утром. Завтра я выслушаю мнение высокого суда (сделал знак увести Адриану). А пока что я хотел бы посоветоваться с тобой, храбрейший Лонгин. Мне сообщили, что на севере провинции, когда дошло известие о введенном мной налоге, в нескольких деревнях мужики взбунтовались. А так как бунт следует подавлять в самом зачатке, я хотел бы знать, что скажет по этому поводу бывалый воин…