«Добродетель придерживается во всем середины», – замечает тот же самый Аристотель [365].
И потому я совершенно прав, если пишу не совсем то, что должно, не совсем то, что не должно, и не совсем так, как должно.
Например, каким образом пропустил бы я следующую главу и не очистил воздух от шлаков злого языка?
(Pudet dicere). [366]
День XXXIII
Ein armer Teufel sang und trаllerte vom Morgen
Bis in die Nacht entfernt von Gram und Sorgen. [367]
Много раз слышал я, долго и сам думал, что и поэт создан для разнообразия в мире, что и он, подобно всем художникам и ремесленникам, существует для промысла, но… что же скажу я против этого холодному веку? Вопросим Оракула…
Тяжелая ноша, избави бог, какая тяжелая ноша! сказал бы и Александр Васильевич [368]– русская душа, великая душа, чистая, огненная душа!
Но вот храм Аммона, вот Оракул. Слушайте ответ его:
Уже не то небо надо мною, которое, подобно голубому балдахину, осеняет высокие горы, глубокое море, зеленые степи, роскошные сады. Уже не то время во всей Вселенной, по которому катилась цветущая молодость моя и всего современного мне поколения. Тяготеющих слоев воздуха более уже надо мною, чувства мои стали внимательнее к жизни; но огонь в них прежний: душа – незримая весталка – сохранила его! – Блажен, кто не прожил радостей!
Полечу зегзицею по Дунаеви!
Милые мои! с удовольствием сердца, с ясною душою и чистой совестью становитесь на плашкот [369].
Если б вместо пера явилась в руке моей кисть, а предо мною вместо чернил – палитра, вместо бумаги – полотно; и если бы поэзия – умственная живопись – преобразилась в живопись обыкновенную, – вы, верно, были бы довольнее мною и, указав пальцем на картину, сказали бы: «Вот Дунай! Вот на Дунае остров, вот плашкот, на котором мы плывем, вот турецкая крепость Гирсов! Смотрите, как каменные стены срослись со скалою! Вот плывет по Дунаю корабль! А там, там, какая цветущая даль! Как постепенно скрывается река в зелени, исчезает в тени высоких скал правого берега!».
Вот что сказали бы вы. Для вас нарисовал бы я и себя. «Вот он!» – произнес бы кто-нибудь. Чего же более?
Читатели, пробегая взорами главу CCI, могли думать, что она кончена ибо под статьею не было подписано: Продолжение в CCXLVIII главе. Это простительно: по дальному расстоянию этих глав друг от друга я не мог видеть из CCI, что находится в CCXLVIII.
Странная вещь! Какую точку пи избери в этой чудной Вселенной, смотри с оной двумя человеческими глазами, отвсюду видно одно и то же! Везде небо, усеянное неутихающими искрами, везде определенности и законы, во всем жизнь и равновесие, повсюду бог! – Океан существования, света, мудрости, блаженства!
О, если б рука моя была так длинна, как луч моего зрения, то… я не знал бы, что мне с нею делать!… и особенно в это мгновение, когда сердце предлагает ее новой Армиде [372], чтоб помочь ей взойти по узкой тропинке, вьющейся между частым виноградником, на высокий холм в Карпатских горах, с которого видна вдали пустынная равнина и Матчинские скалы, а вблизи струйка славного Рымника [373].
– Ужели это тот Рымник, в котором погибла вся турецкая армия и в котором утонул сын Суворова? – это ручей!
366
367
С утра и до ночи, не ведая забот,
Не зная грусти, пел и пел бедняга черт.
369
370
371
Это стихотворение является сокращенным вариантом оставшегося в рукописи произведения Вельтмана, помеченного датой «12 декабря» (ОР ГБЛ, ф. 47, р. І, к. 28, ед. xp. 3, лл.3, 4):
К
Светильник мира благодатный,
Источник вечного огня
Враг ночи, ясный спутник дня!
Катись, о Солнце, в путь возвратный!
Мы ждем, когда твоя заря,
Как дева, от стыда сгоря,
Обворожительна, румяна,
Из-за кристаллов океана
Осыплет светом весь Восток
И вдохновенье силы новой
Прольет на Север наш суровый,
Как оживляющий поток!
Ты отдалялось… и мертвело
Земли бесчувственное тело,
Ты отдалялось… тяжко грудь
Впивала дух лишенный жизни!
Катись, катись в возвратный путь,
Скорей живой водою брызни,
Скорее силы обнови
Надежд, желаний и любви!
Как узник, сбросив цепи плена,
Издаст природа сладкий вздох
О Солнце древнее Эйрепа,
Ты бывший заблужденья бог,
Ты Зороастра староверца
Прельстило! Как младенец он
Мечтал, что в Солнце светлый трон
Того, кто зрит изгибы сердца,
И чтил он в образе огня
Источник всех начал и дня!
Он заблуждался; блеск светила
Влиянье, видимая сила
Над веществом и существом
Ему казались божеством! -
Он заблуждался… обольщенный;
К тебе его мольбы текли;
Пусть ты и свет и дух Земли,
Но Солнце ль свет и дух Вселенной,
Который жизнью напоил
Движенье вещества и сил?
Кто слово Ветхого завета
Над бездной мрачной произнес
И искрой собственного света
Безбрежный озарил Хаос?
Ты ль Солнце? нет?., но ты сгорело,
На Запад светлый взор поник,
Где храм величественный Бела?
Где твой хранимый Вестой лик?
Гордись, о Солнце, дивной силой,
Свети, мир славит твой восход
Доколь и над твоей могилой
Другое Солнце не взойдет.
372
373