Вспомнил и вылазку, из которой вернулся сегодня.
Ему ведь оставалось всего два шага до станции, и вдруг он решил побыть наверху еще немного… Дойти до ее дома. Собственно, из-за этого и не успел попасть в метро до рассвета.
— Кстати, — сказал себе Сергей и стал извлекать из обширного внутреннего кармана куртки сложенную карту поверхности.
Воспоминания о том доме, о горгонах и вое в шахте лифта вернули его в действительность. Он разложил карту на столе, отодвинув подальше опустевшую кружку и миску с недоеденными корнеплодами и свининой. Стал вглядываться в улицы, в квадратики и прямоугольники зданий. Красноватые трезубцы, рассыпанные по всему городу, обозначали стоянки горгонов.
— Чего там высматриваешь? — спросил вернувшийся с чайником Казимир.
— Да вот, дом тот хочу отметить, где день пережидал.
— Что-то интересное в нем?
— Ну да. Во-первых, там гнездо этой летающей стервы. Согласись, не каждый день обнаруживаешь логово такой твари. Она, правда, издохла благодаря Лосю сотоварищи, но вот выводок ее, девять яиц, еще там. Во-вторых, хрень какая-то воет в шахте лифта и носится вверх-вниз. А по ночам вдобавок шарится по подъезду топотун какой-то. Никогда не слышал таких шагов.
— Да, такой дом стоит отметить и информацию по сталкерам пустить, чтобы стороной обходили.
— С другой стороны, дом не горел, кое-где мебель в хорошем состоянии. Вот эту инфу можно Смердюку продать, он же спец по мебели. Надо будет заскочить к нему на Павелецкую.
— Да он барыга и жмот еще тот, много не получишь.
— Я знаю… Да где же этот дом? Может, на Мытной? Там еще рядом улица вся в воронках. И высотки разбитые…
— Плюнь ты. Не полезет Смердюк туда, где гнездо вичухи. Ссыкун он. Людей неопытных за копейки отправит и погубит. Забей!
Сергей вздохнул:
— Ладно. Но все равно не успокоюсь, пока не соображу, где этот дом. И вот еще что — я видел, как горгоны ходят.
— Чего-чего? — Казимир удивленно уставился на Маломальского. — Это как же?
— Ну, вот так! — Сергей стал перебирать указательными пальцами обеих рук, пытаясь наглядно показать горгоний способ передвижения.
— Да быть такого не может!
— Говорю, видел. Своими глазами. Только не надо мне опять про глюки.
— Я что-то ни от одного сталкера про такое не слыхал.
— А много шансов у сталкера, который понял, что горгон ходит, вернуться живым? — невесело усмехнулся Сергей. — Но главное знаешь что? Что нашей картой теперь подтереться можно.
— Ну, чего ты кипятишься? Проверим информацию и пустим по сталкерам. Не переживай так. Это, конечно, многое усложняет…
Сергей снова взглянул на толкотню у торговых лотков.
Женщина примеряла потрепанные лайковые перчатки. Натянула одну на ладонь, растопырила пальцы и начала разглядывать. Чуть в стороне стоял высокий мужчина, чья внешность не позволяла судить о его возрасте. Он был невероятно худым и большеглазым, а одежда на нем висела так, что, казалось, туда можно засунуть еще одного такого дистрофика. Черные волосы на голове были прилизаны, словно нарисованы углем, а взгляд огромных черных глаз выражал совершеннейший идиотизм. Мужчина широко и глупо улыбался, разглядывая людей. Глядя на женщину в перчатке, он тоже поднял перед собой широкую ладонь с длинными пальцами и, растопырив их, стал с изумлением разглядывать. Потом быстро подошел к женщине, протягивая ей руку, но та испуганно отшатнулась. Странный тип развернулся и пошел куда-то. Его руки болтались вдоль туловища, как обрубки канатов. Теперь он уставился на одного из охранников челноков, на плече которого дулами вверх висела двустволка. Человек смело подошел к охраннику и, улыбаясь, начал засовывать пальцы прямо в стволы оружия.
— Казимир, глянь, что это за чудак?
Старик взглянул в сторону дурачка, который был на голову выше всей толпы, и усмехнулся:
— А-а, — так это и есть тот самый наш гость с Нагатинской. Я же говорил, юродивый.
Тем временем охранники стали довольно грубо прогонять мужчину, и тут он заметил детей, игравших неподалеку. Дети были увлечены новыми игрушками, которые принесли на станцию челноки. Это были цилиндры из стальной сетки с запаянными торцами, внутри которых сидели крупные живые крысы. Дети шумно катали цилиндры по полу, тыкали через ячейки куски проволоки и радостно смеялись, дразня крыс и слушая, как те пищат. Бум заметил, как юродивый преобразился, наблюдая эту сцену. Он замер и внимательно смотрел на детей, с каждой секундой все меньше походя на идиота. Его взгляд был пристальным и сосредоточенным. Не мигая, юродивый буравил детей этим взглядом, медленно подбираясь поближе.