Ева Джоунс
СТРАННИК
Лето в Индии затянулось. Деревья давно уже горели пламенем и отливали медью, но тем не менее дни стояли теплые с обманчивым обещанием затяжного лета.
Пенелопа сидела на берегу реки своей дачи. Рядом находился ткацкий станок. Ее длинные золотистые волосы мягко спадали вдоль лица в то время, как она задумчиво наблюдала за маленькими вертлявыми рыбками в чистой воде и ее собственным мутным отражением.
Легкий ветерок теребил желто-оранжевые листья деревьев, тихо срывая их и опуская на протянутые руки. Она провела пальцами по поверхности станка, смахивая листья в воду, куда они опускались медленно кружась и через мгновение исчезали, уносимые течением реки.
Пенелопа вдохнула и обратила свой взор обратно на станок, где ее пальцы создавали замысловатый узор всевозможных цветных тонов.
Едва уловимый звук привлек ее внимание. Может это одна из крохотных рыбок выпрыгнула из воды?
Она быстро повернулась, но не обнаружила поблизости ни одной рыбешки. Большая тень надвинулась из-за спины. Женщина развернулась на стуле всем корпусом и увидела до боли знакомого седого мужчину.
— Не многие забредают в это местечко, — она пристально посмотрела ему в глаза, — что привело вас сюда?
Она отвернулась, почувствовала, как краска заливает щеки.
Человек неловко переминался с ноги на ногу, посматривая то на землю, то опять на женщину.
— Разрешите мне… можно мне посидеть тут совсем немного? Я проделал долгий путь.
— Ваше рукоделие восхитительно. За границей мне много приходилось слышать о таланте Пенелопы. Картины Земли очень привлекательны. В них присутствует жизнь, так же как и цвет.
— Я счастлива это слышать. Комиссии предоставили мне довольно много работы. Сегодня картины Земли в моде, но завтра, — кто может знать?
Солнечный свет пробивался сквозь листву деревьев и исчезал на полотне, которое она ткала. Этот узор мог быть облаками или звездами, полями пшеницы, солнечным днем или просто абстрактными формами.
Мужчина невесело усмехнулся. Из-за его спины показался кусок шероховатого металла.
— Вы знаете, что это такое?
— Какой-то ржавый предмет. Видимо, эта ненужная вещь тяжким бременем висит у вас на шее. Все это как-то не укладывается с вашей золотой серьгой, которую вы носите, — в голосе ее прозвучали дразнящие нотки.
— Сувенир опыта, если хотите. Я плавал моряком на многих судах различных государств. Золотая серьга показывает, что я обошел вокруг мыса Доброй Надежды. Это древняя морская традиция.
Она нахмурилась.
— Должно быть, опасное путешествие.
— С нами была удача. У нас возникли проблемы с двигателем, и шторм сильно измотал нас. Волны превосходили по высоте сам корабль, казалось, что мы словно эти листья, уносимые течением.
— Да, вы многое повидали в этом мире. А я все время нахожусь в этих стенах и путешествую лишь в мечтах.
Ее пальцы подхватили челнок и вновь взялись за работу.
— Вы когда-нибудь видели пирамиды?
— От Юкатана до Египта есть одна пирамида — древняя Мэйана, в месте под названием Чичен Итца. Она построена таким образом, что змея света восходит и заходит, совершая одно путешествие ко дню весеннего равноденствия, а затем осеннего равноденствия.
— Киндалини, — сказала она тихо.
— Есть множество пирамид, состоящих внутри из пирамид. Эль Кастилло состоит внутри из каменных ступенек, ведущих к статуе красного ягуара, испещренной нефритами.
— Как это — пирамида внутри пирамиды?
— Это был способ Мэйана. Они думали, что мир погибнет, и каждые 50 лет, когда этого не происходило, благодарили богов строительством новой структуры поверх старых. Место считалось священным.
— Кто может сказать с уверенностью, когда погибнет мир или древние периоды времени сами остановятся?
В ее глазах читалось какое-то мечтательное выражение. Во время разговора Пенелопа продолжала работу челноком. Корабль в бушующем море и пирамиды начинали возникать в узоре ткани.
— Я видел глаза Сфинкса и сиживал в апартаментах Египта.
— Вы, очевидно, повидали все знаменитые города земного шара?
— Париж… обычно сырой и холодный, но неузнаваемо прекрасный весной. Лондон, Мадрид, Рим, Венеция… Там очаровательные женщины призывали меня из окон. Да, я хорошо запомнил Венецию.
— И ты откликался на их призывы, разумеется!
Кто знал Пенелопу хорошо, тот мог уловить в ее голосе слабые нотки раздражения.
— Любой человек, который называет себя мужчиной, поступил бы точно также. Я нигде не задерживался и отправлялся путешествовать дальше.